please do not be inconsistent i find it infuriating // keep calm, work hard and STOP MIMIMI !!!
06.07.2012 в 20:02
Пишет eliah.jan:Фанфик "Суета вокруг дивана"
Название: Суета вокруг дивана
Автор: eliah.jan
Бета: nonjustice
Герои: Шерлок, Джон, Майк Стемфорд, Миссис Хадсон, Лестрейд и все-все
Рейтинг: G
Жанр: АУ, кроссовер, юмор, сюр
Тип: джен
Размер: мини, ~ 6400 слов
Предупреждение: Кроссовер с повестью братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу"
Саммари: Сказка для консультирующих детективов и инспекторов-криминалистов младшего возраста
Дисклаймер: права АКД и Гэтиссу, нам апельсины
Примечание: фик написан для "Большой Игры-2" на Slash World форуме в категории "юмор"
Примечание автора: автор нижайше просит прощения у Аркадия и Бориса Натановича Стругацких и уверяет, что затеял всё это исключительно из любви к искусству
читать дальше
Когда я вышел из Хитроу, Лондон плавило полуденное солнце. У меня за спиной был рюкзак, в нем — двадцать пять фунтов, складной нож, две фляги, палатка и одежда. Рюкзак отличный — прочный и легкий, армейский, но спина моментально взмокла. Городская жара оказалась куда более мерзкой, чем я помнил. Несколько минут я решал, куда податься. С такими деньгами выбор был небольшой: либо проситься к сестре, либо спать на свежем воздухе. Ни первого, ни второго не хотелось. Сестра у меня — сущее наказание, а комфортом палатки я не был готов наслаждаться еще несколько лет. В итоге остановился на третьем: решил просто погулять по городу, посмотреть, насколько он изменился за время моего отсутствия. Оказалось, что не сильно. Те же лица, те же дома. Даже пластиковые стаканчики с выпуклыми крышками остались прежними.
По городу гулялось бесцельно. Идей о ночлеге, кроме самых очевидных и неприятных, в голову не приходило. Разболелась нога. На небе появились тучи. Я уже совсем собрался нанести все-таки визит сестре, как меня окликнули.
— Майк? — удивился я. Он еще больше прибавил в весе, но не узнать было невозможно.
— Дружище!
Я рад был его видеть, Майк — один из немногих, с кем я поддерживал приятельские отношения после университета.
— Как твои дела? — спросил я его.
— Да вот, — он хитро блеснул глазами за стеклами очков. — Устроился на новую работу.
— Поздравляю, — сказал я. — Куда?
— В один передовой научно-исследовательский институт.
— О. И как там? — я не старался создать видимость вежливого разговора. Мне на самом деле было интересно, как идут дела у людей с нормальной жизнью.
— Сумасшедше, — Майк покачал головой. — Мои начальники — поголовно психи, тоже мне, Магистры великие. Но ты знаешь, очень интересно.
Я не совсем понял, что он имел в виду про магистров, но решил не уточнять.
— Здорово, — кивнул я.
— А ты как?
— А я вот… — хлопнул по больной ноге. — Вернулся.
— Насовсем? — спросил Майк.
— Насовсем.
— Оу, — он покачал головой. — И как теперь будешь?
Я пожал плечами. Ответил, что еще не знаю. И добавил, что даже не определился, где буду ночевать: денег нет, и планов тоже.
Майк странно на меня посмотрел.
— Знаешь, — протянул он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — А ведь нам нужны медики. Вернее нет, очень нужны.
— Правда? — спросил я.
— Ага, — он кивнул. — А то передерутся Магистры, и всё — лечить некому. Особенно, если сцепятся Холмс с Мораном. В прошлый раз они сожгли сначала стол, а под конец полыхало пол отделения.
— Ничего себе, — удивился я. — Увлекательно у вас там.
— Не то слово. Ну что думаешь?
— Даже не знаю, — ответил. — Неожиданно как-то. Я ведь понятия не имею, какие именно медики вам требуются.
— Хорошие, — сказал Майк и почесал нос. — Небалованные. И опытные. И спокойные. А то энтузиастов сейчас полно, а толку от них — ноль. На вторую неделю уши шерстью покрываются. Начинают бегать то на перекуры каждые два часа, а то к Салли в архив. Она хоть в профиль и на Горгону похожа, а чуть ли не единственная женщина на весь институт. Могли бы конечно и к Молли, но та с кадаврами в мертвецкой работает, на людях почти не появляется — кто захочет к такой бегать? Говорят, правда, есть еще мисс Адлер, и что кто-то видел, как она голая разгуливает на этаже Шерлока Холмса, но врут, ей-богу. Как фейри брешут. Мисс Адлер я вообще видел один раз в жизни. Эф-ф-фектная женщина, ничего не скажешь, — он даже причмокнул губами от переполнявших чувств. — Но понятия не имею, чем занимается. Она вообще, кажется, не сотрудник. Так, заглядывает иногда, и то, к Шерлоку на этаж. Ты, правда, не подумай, — Майк спохватился. — Он не по этим делам вообще. Шерлока вообще ничего не интересует кроме науки. Ну и шпаги иногда.
— Понятно, — сказал я. Ни черта на самом деле не понял, но Майк всегда был такой: когда увлекался, часто терял связь с реальностью.
— О! — глаза Майка округлились. — Слушай, так я же тебя могу и на ночь устроить!
— Да ну? — насторожился я. — Куда это?
— Так в общежитие же. Полно там мест, заодно и начальству представлю. Надеюсь, это будет нужная нам версия, а то ведь и не упомнит на следующее утро. Придется заново объяснять.
— Послушай, — начал я. — Не стоит. Спасибо, конечно, но я не хочу доставлять хлопот.
— Да ты что! — Майк выглядел практически обиженным. — Какие хлопоты, Джон, прекрати? Я буду счастлив, если в нашем дурдоме появится хоть один нормальный человек. Пойдем, я тебя подкину. С тебя там даже денег не возьмут. А как увидишь всё, сам остаться захочешь.
Я засомневался. С одной стороны, слишком внезапное предложение, с другой — тусклые перспективы безрадостного ночлега. В итоге решил, что неожиданность предпочтительнее, и с нетвердой уверенностью согласился на общежитие. Мне вдруг очень захотелось поспать на нормальной постели и в тишине. И чтобы песок не забивался в уши.
— Ну вот и отлично, — расцвел Майк и потащил меня в сторону машины. — Устраивайся поудобнее. Мигом домчу.
Он захлопнул за мной дверь своего «Опеля», и мы поехали. По дороге Майк напевал детскую песенку про Джека и Джилл. Песенка оказалась неожиданно зловещей. Мне стало неуютно.
— Вот черт! — в этот момент Майк резко свернул к обочине и затормозил.
— Что такое? — забеспокоился я. — Сбили кого-то? Собака? Лиса?
Людей на дороге я не заметил.
— Да нет. — Майк выдохнул и хлопнул себя по лбу. — Я совсем забыл! Как же ты в общежитие попадешь?
— Не знаю, — сказал я.
— Вот и я не знаю. Так — не пустят. Не трансгрессировать же тебя, как диван, да я и не Шерлок Холмс, чтобы трансгрессией заниматься… Ах, точно! Два-два-один-бэ. — Он явно что-то припомнил. — Поехали, я знаю, как все устроить.
— Может, не надо? — попробовал заикнуться я. — Зачем такие трудности? Переночую на свежем воздухе, не в первый раз.
— Ничего-ничего, — Майк решительно от меня отмахнулся. — Надо. Отличное место, там, правда, спать можно только на диване, но я думаю ты не против?
— Нет, конечно.
— Вот и прекрасно. Заодно и в эксперименте поучаствуешь.
— Каком еще эксперименте? — удивился я.
— Обычном. Рабочем. Ты не волнуйся, — Майк на мгновение отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на меня. — От тебя потребуется только на диване поспать, всего-то. А завтра расскажешь, как прошло.
— И всё?
— И всё.
— Ну эм-м… Хорошо, — согласился я. — Ладно. Посплю на этом вашем диване. А что в нем такого особенного? Конструкция?
— Ну почти, — хмыкнул Майк. — Он весь — особенный.
— А… — начал я.
— Да не волнуйся ты так. Сам всё увидишь.
Я решил промолчать, но через некоторое время все-таки не выдержал:
— А куда именно мы едем?
— Туда, — Майк неопределенно указал рукой вперед. — На Бейкер-стрит. Двести двадцать один. — И, помолчав, зачем-то уточнил: — Бэ.
— О, — сказал я, как будто это многое объясняло. — И что там?
— Увидишь, — сказал Майк. — Тебе понравится.
И я увидел.
Мы вышли перед самым обычным домом. На первом этаже небольшое кафе, рядом — дверь с номером 221Б. На стене серебряно поблескивали две солидных вывески.
И рядом:
«ЧЕРЕП НЕ РАБОТАЕТ. Администрация».
— Какой такой череп? — спросил я. — Чрезвычайная единичная э-э-э…
Майк хмыкнул:
— Посмотришь. И с Черепом познакомишься. Он забавный. Ты ему, главное, не давай сонеты читать.
— Хорошо, — осторожно сказал я.
Мы постучали.
Тишина.
Постучали еще раз.
За дверью завозились, заскрипели. Лязгнул засов, и в проеме сначала появился фиолетовый подол, а за ним — старушка в старомодном платье.
— Майк! — она явно ему обрадовалась, расцеловала в обе щеки. Тот обнял её:
— Миссис Хадсон, здравствуйте. Это…
— Наш новый медик, вижу. Это от Шерлока? Неужели не мог сам прийти? Знает же, нахал, что я у него в долгу, и пользуется.
У миссис Хадсон оказался очень пронзительный взгляд, вполне орлиный. Я второй раз за полчаса почувствовал себя неуютно.
— Нет. Это от меня — старый друг. Его нужно устроить на ночь, пока я не найду Майкрофта. Он улетел на саммит, не знаю даже, когда вернется.
— Которого Майкрофта? — спросила миссис Хадсон.
— Да мне бы уже хоть какого-нибудь, — вздохнул Майк.
— Ладно, — сказала миссис Хадсон. — Устроим.
И повернулась ко мне.
— Я э-э-э, Джон, — попытался представиться я.
— Знаю, — миссис Хадсон прищурилась. — Джон Хэмиш Уотсон, пятый Нортумберлендский, был, не привлекался, капитан, холостой, будет тебе счастье и дальняя дорога, тьху, была уже дорога. А счастья нет? Вот, значит будет.
— Миссис Хадсон! — осуждающе произнес Майк. — Не пугайте мне человека.
— Не буду, милый — она засмеялась. — Это я так, по старой привычке. Сорок лет проработала, думаешь, так просто? Ну что, пойдем? — она обняла меня за плечи и повела в дом. Но по пути вспомнила о чем-то, обернулась на пороге.
— Постой. А где я его спать положу? У меня кровать-то одна, а я стара уже для таких штучек.
— Миссис Хадсон! — в голосе Майка проскользнуло явное осуждение. — Ну что вы как маленькая. Почетный сотрудник, вся стена в грамотах, а глупости такие говорите. На втором этаже, конечно. В запасниках.
Старушка уперла руки в бока:
— А отвечать кто за это будет? А вдруг он мне экспонаты испортит?
Майк закатил глаза, сделал извиняющееся лицо, отвел миссис Хадсон в сторону, и они зашептались. До меня долетали только обрывки фраз: «Ответственность берет на себя… Шерлок Холмс? Еще скажи профессор Мориарти!.. Диван… Да образованный же человек!.. Свой, проверенный. А что скажет?.. Да ничего, он вообще тут права не имеет!»
Мне стало неловко.
— Знаете, я пожалуй пойду. У меня сестра в Лондоне живет. Проведаю.
— Никаких отговорок! — Майк решительно отстранил миссис Хадсон и взял меня под локоть. — Она будет вести себя прилично, ты только не удивляйся ничему.
— А он меня домохозяйкой звать не будет? — встряла старушка. — И зубом цыкать? Скажи ему, чтобы не цыкал зубом. А то как придет Холмс-младший, цыкнет, а я ему еду таскай. Ест раз в несколько месяцев, зато как кадавр. Не стряпаю я столько, чтобы еще на него хватило.
— Да не будет, говорят вам! — Майк выглядел уже порядком раздраженным. — Не видите что ли, приличный человек?
— Может и приличный… — миссис Хадсон внезапно успокоилась, склонила голову и внимательно на меня посмотрела. — Ну ладно, пойдем, Джон Хэмиш Уотсон. А ты, Майк Стэмфорд, — она на мгновение повернулась к нему, — запомни: под твою ответственность, ежели что из реквизита пропадет — из твоей зарплаты вычитать будем.
— Конечно, конечно, — закивал Майк. — Всё, Джон, пока, спокойной тебе ночи. Я заскочу завтра с утра, как только все дела улажу, договорились?
Он пожал мне руку и, не дожидаясь ответа, скрылся в машине.
А мы зашли в дом.
Миссис Хадсон проводила меня на второй этаж. Там обнаружилась большая захламленная комната с камином и тяжелыми шторами. Повсюду стояли коробки, кучами были навалены книги и непонятные мне предметы, а в дальнем углу, у окна, ютился широкий диван. Хозяйка, не сказав ни слова, оставила меня одного и ушла. Я решил, что это — своеобразное приглашение располагаться, сбросил на пол рюкзак и осмотрелся. Подошел к окну, отодвинул тяжелую пыльную штору. За окном была ночь. Я удивился: когда заходил, я пребывал в твердой уверенности, что еще вечер. Солнце только начало заходить, я это очень хорошо запомнил. А сейчас уже ночь. Голова явно надумала со мной шутки шутить, но как бы там ни было, немедленно захотелось спать. Я вдруг вспомнил, что не спал порядка двадцати часов. И что спина болит. И нога тоже.
На пороге, словно почуяв, моментально появилась миссис Хадсон с постельным бельем в руках. Я поблагодарил и тут же постелил себе на диване. Миссис Хадсон неодобрительно наблюдала за моими действиями всё время, пока я стелил, а затем, поджав губы и качнув для верности несколько раз головой, так и не сказав ни слова, вышла.
Я пожал плечами, выкинул всё из головы, следуя совету Майка не обращать внимания, и, повалившись на просторный диван, мгновенно заснул.
***
Проснулся я посреди ночи от того, что в комнате кто-то разговаривал. Точнее, декламировал сонеты Шекспира. Читал плохо — постоянно забывал слова и запинался.
— Её глаза на звезды не похожи… Не похожи ведь? Мда, э-э-э… Нельзя уста назвать… Как назвать? Чем? Вот ведь… Как там было?..
— Кораллами, — подсказал я автоматически. — Кораллами назвать.
— Точно, — произнес голос. — Спасибо. Значит, Ее глаза на звезды не похожи, Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа,И черной проволокой вьется…Мнэ-э-э, кто вьется? Вот черт, змея такая, вьется и вьется. Конца и края нет. И укусит змей хвост собственный…Нет, это точно не то.
— Прядь, — снова встрял я. — Вьется прядь.
— Ах, ну да. Впрочем, нет, попробуем по-другому. — И снова затянул, монотонно и с подвыванием: — Ты — музыка, но звукам музыкальным Ты внемлешь с непонятною тоской… Вот что ей неймется, музыке этой?
Я потряс головой и огляделся. В комнате никого не было. В окно прямо мне в лицо светила луна. Голос, тем не менее, не унимался:
— Нам говорит согласье струн, в, мнэ-э-э, концерте, Что одинокий путь подобен, э-э-э, смерти…
Я поискал глазами ночник. Не найдя какой-либо лампы рядом, встал и, осторожно переступая ногами, чтобы ненароком не споткнуться о коробки и нагромождения книг, пошел к выключателю.
В свете ничего кардинально не поменялось. Комната по-прежнему оставалась безлюдной и захламленной. Только на каминной полке я заметил какое-то шевеление и подошел поближе. Там, оставляя следы в пыли, перекатывался из стороны в сторону человеческий череп.
— Не та память уже, не та… — сетовал череп. — Позор мне. Сколько уже веков прошло? Два, три? Мнэ-э-э… Позор.
Я посмотрел на него. Челюсть у него не шевелилась, но звук шел определенно изнутри. Докатившись до края полки, череп замер, скорбно качнулся и покатился в другую сторону.
— Может, так попробовать? Так я молчу, не зная, что сказать, Не оттого, что сердце охладело…
Я решил, что внутри находится какой-то передатчик. Улучшив момент, когда он замер, взял череп в руки. Тот оказался пустым. Весил он ровно столько, сколько и положено костям. Немного.
На всякий случай заглянул в глазницы: по-прежнему пусто.
— Вот и молчал бы, — сказал я. — Мне вообще-то спать хочется.
Череп ничего не ответил. В нем что-то громко щелкнуло, и комнату заполнили треск и шум, сквозь которые периодически пробивались отдельные невнятные слова.
Я потряс череп; щелкнуло еще раз, шум пропал, и из него вдруг послышался хорошо поставленный баритон:
— «Тысяча восемьсот восемьдесят седьмой год принес длинный ряд более или менее интересных дел. Все они записаны мною…»
В этот же момент лестница заскрипела, и через несколько секунд на пороге появилась миссис Хадсон в светло-сиреневой ночнушке в мелкий цветочек. С недовольным выражением лица она бормотала себе под нос:
— Опять Уильям за своё… Что это ему не лежится? Полтора месяца никаких эксцессов, а тут на тебе, опять, небось, не тот эфир поймал, гамма-настройки барахлят, третья фаза, давно говорила Джиму, что пора заняться, что они там в своем отделе делают…
Заметив меня, она тут же прекратила бормотать. Посмотрела подозрительно, подошла, отобрала череп, сказала сурово: «Не положено» и ушла, прижимая череп к груди.
Мне оставалось только выключить обратно свет, пройти осторожно до дивана и снова улечься спать.
***
Мне показалось, что я закрыл глаза всего на секунду, когда меня поднял друшераздирающий звук. Создавалось впечатление, что в комнате занимаются особо изощренным убийством. С применением нестандартных орудий. Какофония исходила откуда-то из угла и больше всего походила на скрежет пилы, визг свиньи и исключительно усердное мучение музыкальных инструментов одновременно. Зажав для верности себе уши, я снова пошел к выключателю. Включил свет. Звук тут же пропал. Выключил свет. Звук моментально возобновился.
Я поэкспериментировал еще несколько раз, и когда у меня заболели уши, решил оставить свет и поискать сам источник. Пошел кругом по комнате, рассматривая всё, что попадалось мне на пути.
Если помещение на 221-б Бейкер-стрит и было музеем, то определенно очень странным. Никаких привычных полок, ламп, никакого порядка. Стол был завален книгами и исписанными листами так, что не проглядывал даже кусок столешницы. Из интереса я взял один из листков. Он был плотным, желтым и весь покрыт непонятными символами. Взял второй — то же самое, только с другим набором символов.
Вздохнув, я положил листки на место. Пошел дальше, к уже знакомой каминной полке. Без черепа она смотрелась несколько одиноко. Над камином висело огромное зеркало. Висело почему-то криво и очень высоко, так, что я вообще не видел своего отражения, зато открывался обзор на всю комнату. Глядя в зеркало, я заметил еще один череп, висящий на противоположной стене, который терялся на фоне всеобщего бардака. Череп был бычьим, невероятно огромным. Он устало взирал на меня пустыми глазницами, и размер его рогов заставлял испытать к безымянному охотнику некоторое уважение. По крайней мере, хотелось думать, что это именно охотничий трофей, добытый в тяжелом бою при помощи голых рук, ножа и веревки. Ну или обыкновенного ружья.
Под черепом висел табличка. В отражении я не смог прочитать надпись, потому развернулся и подошел поближе.
Табличка поясняла: «Bostaurus, cranium. Звукопроводимость 4.2, погрешность на помехи +-0,03. На руки не выдается»
Я хмыкнул — звукопроводимость, надо же. Может, это оно и визжит? Мне захотелось проверить, есть ли в нем какой-нибудь динамик, но дотянуться до черепа не смог. Я оглянулся в поисках подходящей табуретки, и тут мой взгляд упал на соседний низкий столик. Он мне подходил по всем параметрам — невысокий и устойчивый. Я аккуратно убрал с него стопку книг и скрипку, попутно удивившись, кто это хранит инструмент без футляра: жалко ведь — испортится.
Я повертел скрипку в руках — изящная и наверняка дорогая. На грифе обнаружился болтающийся на нитке ярлычок: «Скрипка модели Antonius Stradivarius Cremonensis Faciebat Anno [1721]. Функциональные особенности: самопроизвольная игра в часы восходящего Юпитера и каждую вторую субботу месяца с наступлением темноты. С 02:00 до 02:14 фальшивит ля третьей октавы на полтона. РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ». Рядом на стене висела намертво приваренная сложная конструкция из фиксаторов и защелок с табличкой: «Смычок не вынимать!». Сам смычок я нашел почему-то на полу, под столом.
Сложив всё на пол, я залез на столик и заглянул в череп. Ничего не нашел. Просунул пальцы в большое затылочное отверстие, пошарил — по-прежнему ничего. Для верности постучал по лобной кости. Кость отозвалась неожиданно звонким клацающим звуком. Затем в глазницах черепа появился слабый мерцающий свет, и он спросил у меня томным голосом:
— Отдел технического обеспечения, Джим Мориарти слушает. Что случилось, дорогуша?
— Да вот, — ответил я, совершенно опешив и чувствуя себя последним идиотом. — Воет что-то. Как выключу свет, сразу воет и визжит.
— Поня-я-а-атно, — протянул голос. — Ну что, могу посоветовать отбойный молоток — скажу по секрету, всегда помогает.
— Не выйдет, — сказал я. — Чужая собственность. Музей.
— Музей, детка? — голос явно заволновался. — 221-б? А ты кто такой будешь?
— Джон Уотсон.
— А-а-а, ну понятно, Джон Уотсон. Визжит-то как именно?
— Душераздирающе, — сказал я.
Голос вздохнул.
— Ну, всё ясно, Страдивари, похоже, опять разбушевалась. А я им говорил не помещать транслятор в скопление музейных артефактов, они там подуреют все. Вот что им стоило дать его мне на хранение? Папочка бы о нем позаботился. Все равно ведь для исследований нужен. Так нет же, — голос обиженно засопел, — зажали.
— Сочувствую.
— Вот-вот. Ладно. — В черепе чем-то громко зашуршали. — Сейчас пришлем кого-нибудь. Жди.
Свет в глазницах погас.
Я спустился со стола, подвинул стол на место, когда голос из черепа снова ожил:
— Джон Уотсон?
— Да? — откликнулся я.
— Ты только свет не выключай. А то опять выть начнет.
— Не буду, — пообещал я.
— Вот и умница. Было приятно пообщаться. Пока-пока.
Ждать я вернулся обратно на диван. Лёг, полежал, посмотрел на потолок. Мысленно собрал и разобрал винтовку М16, дважды. После чего встал и принялся расхаживать по комнате. Было очень странно — говорящие черепа, скрипка, восход Юпитера по четвергам. У меня было полное ощущение того, что я сплю… Кроме того, что я определенно не спал. Очень хотелось есть, а последние бутерброды закончились еще в парке.
Решив себя отвлечь, я заглянул в стеллаж с картотекой. Целый ящик там занимало бесчисленное количество файлов под ярлыком «Джек Потрошитель». Я выдвинул следующий — «Гай Фокс». В этот момент зазвонил телефон, и я, почему-то воровато оглянувшись, задвинул ящик обратно и вышел в коридор.
Там обнаружилась грубо сколоченная полка, на которой надрывался допотопного вида дисковый аппарат. Я подождал чуть-чуть, прислушиваясь — а вдруг миссис Хадсон услышит и поднимется, чтобы взять трубку? Снизу не доносилось ни звука, и мне пришлось самому ответить.
— Алло? — сказал я.
Тишина.
— Слушаю, — сказал я. Трубка тихонько зашипела.
Я посмотрел на аппарат и пару раз стукнул трубкой по полке.
— Так, Джон, у нас заказ — шесть ящиков огурцов, три — черешни Францис, две коробки хамона… — категорично сообщила трубка мужским басом.
— Погодите, — сказал я. — Кому вы звоните?
— Ты же Джон?
— Джон.
— Так вот…
— Куда вы звоните? — повторил я настойчивее, раздражаясь. Я тут голоден, а они мне про хамон с черешнями.
— Это не овощной склад? — хмуро поинтересовалась трубка.
— Нет, — отрезал я. — В два часа ночи? Музей у нас тут. Культурное учреждение. Ясно?
— Ясно, — буркнули на том конце провода.
Я недоуменно положил трубку, постоял еще немного, глядя на тусклую коридорную лампочку, и поплелся обратно в комнату в надежде прилечь и, возможно, немного подремать, пускай при свете. Глаза у меня закрывались сами собой, мысли путались, поэтому то, что дивана не было, я заметил, только ткнувшись носом в стенку.
Мысль покружила, а потом вернулась, куда более отчетливая, чем до этого. ДИВАНА НЕ БЫЛО.
Я стоял, как дурак, в углу и созерцал аккуратный прямоугольник пыли под ногами. В пыли отчетливо виднелись мои собственные следы и мелкий мусор. На всякий случай я закрыл глаза, снова их открыл. Диван не появился.
— Да что же это такое? — возмутился я. — Мне поспать сегодня дадут или нет?
Словно в ответ на мой отчаянный возглас в окно постучали. Я понял, что схожу с ума. Окно находится на втором этаже, и в него стучат. Это всё стресс, смена климатического и часового пояса, не иначе.
Стук стал более настойчивым. Я вздохнул и поплелся открывать, понимая, что выбора у меня особенно не было. В поднятую оконную раму шагнул человек в темном пальто. Он был кучеряв, неприветлив лицом и держал спину надменно-прямо. Больше всего меня, конечно, поразило плотное пальто — в июльскую-то жару; сам факт наличия людей, шагающих с улицы в окна второго этажа, отошел на второй план под грандиозностью осознания возможностей человеческой терморегуляции.
Посетитель смерил скептическим взглядом сначала меня, затем пустующее диванное место, вздохнул и сказал:
— Ясно. Merde.
— Простите?
Он еще раз на меня посмотрел.
— Военный врач, прямиком из Афганистана, незаурядный выбор.
Я покачал головой:
— Майк уже всем про меня рассказал?
— Стэмфорд? Не имел чести его сегодня видеть.
— Тогда как?.. — удивился я.
— Дедукция, — он дважды стукнул согнутым пальцем по своей голове. — Умственные способности и наблюдательность. То, чем люди… — он снова бросил на меня короткий взгляд, — обычно не пользуются.
Я решил не возражать — было понятно, что с человеком, у которого на пальто ни одной лишней складки, лучше не спорить.
— А вас прислал Джим Мориарти? — вместо этого поинтересовался я.
— Я не бегаю по указке Мориарти, — вздернул бровь посетитель.
— Конечно, — подтвердил я. — Без сомнения.
— Я опоздал, — констатировал он. — На несколько минут, но опоздал. Вы выходили в коридор, разговаривать по телефону, тогда диван и изъяли. И можете поберечь силы: у вас след от телефонной трубки у правого уха. Подобные модели не выпускают уже около пятидесяти лет, и единственная знакомая мне стоит как раз у миссис Хадсон в коридоре.
— Ух ты, — сказал я совершенно искренне. — Действительно, я вышел на минутку, а когда вернулся — он исчез. Жаль, что я ничем не могу помочь. Но, может, вы подскажете?..– Я понадеялся, что он может быть в курсе. — У меня тут Страдивари разбушевалась. Как выключу свет, так и бушует.
Я сделал вид, что прекрасно понимаю, о чем говорю, но посетитель, казалось, не обратил на мои слова никакого внимания. Он свел ладони под подбородком и закружил по комнате:
— Следовало предположить, что его уведут до того, как я сам до него доберусь. Какое нахальство! Ему лишь бы что-нибудь стащить. Никакого изящества мысли — одна грубая физическая сила.
Проходя мимо столика со скрипкой, незнакомец небрежно подцепил смычок и одним движением вставил его в крепление.
— Не благодарите, — обронил он. — Мне здесь, очевидно, делать нечего. Ситуация ясна. — И так же, не выходя из задумчивости и не попрощавшись, шагнул в ближайшую стену, в которой и растворился без следа, оставив меня в одиночестве, без дивана и всякой надежды на нормальный отдых.
Пару минут после этого я простоял, размышляя о том, что делать дальше: насколько я понял, скрипку уже привели в порядок, а специалист из Отдела еще не прибыл. Но, в таком случае, не гонять же человека посреди ночи просто так, решил я, и снова полез на стол — стучать по черепу и отменять вызов. Однако, вместо голоса Джима череп заиграл классическую мелодию, в которой я не без труда, но всё же узнал увертюру из «Сороки-воровки» Россини*.
— Музыкальная пауза, — сказал голос у меня за спиной, и я от неожиданности чуть не свалился со стола. — Всегда он так, когда нужно — не дождешься.
Оборачиваясь, я был, откровенно говоря, готов к чему угодно — даже к трехглавому дракону из сказок. Вместо него передо мной стоял мужчина самой обыкновенной наружности, достаточно молодой, с коротко стрижеными волосами с проседью и в немного помятом льняном костюме.
— Здравствуйте, — сказал я.
— И вам доброй ночи, — ответил он и представился, протянув руку: — Инспектор Грегори Лестрейд, Отдел универсальных методов розыска.
— Очень приятно, — я пожал руку. — Джон Уотсон.
— Зовите меня Грег. — Он осмотрелся. — Итак, что там у вас? Страдивари?
— Да уже ничего, — мне стало немного неловко. — Действительно, было дело, но там уже разобрались.
— Надо же, — Грег хмыкнул. — Неожиданно оперативно. Кто постарался?
— Не знаю, — пожал плечами я. — Заходил такой… — я сделал неопределенный жест рукой, подобрал живот и приосанился. — Такой, в общем. Пришел через окно, сделал несколько кругов по комнате, выругался пару раз и ушел в стену.
— А-а-а, ну конечно, — протянул инспектор. — Это ведь Шерлок Холмс, чего вы от него хотите? Для него пройти через стену аж до моста Ватерлоо — обычное дело. Мы как-то попроще обходимся. — Он развел руками. — А диван, значит, с собой взял?
— Нет, — ответил я. — Не успел. Как раз перед его приходом увели.
— Ну дела-а-а… — Грег поднял бровь от удивления. — Так, Джон, позволите присесть?
— Конечно, присаживайтесь, — заверил я. — Только вот… — я запнулся. — Некуда. Дивана-то нет.
— Сейчас организуем. — Грег уверенно снял со стоящих у камина табуретов чучело совы и странного вида подставку, на которой значилось: «Зонтик-невидимка. Выдается исключительно по предварительному письменному запросу М.Холмсом лично». — Вот, готово. И вы садитесь.
Я поблагодарил и спросил:
— А скажите, пожалуйста, что в этом такого странного? — И, видя, что инспектор не совсем понимает, что я имею в виду, добавил: — То, что мистер Шерлок Холмс не успел?
Грег покачал головой:
— Да всё. Он всегда успевает первым — натура у него такая. Видите ли, Джон, он на четверть француз, по материнской линии, чрезвычайно темпераментная кровь. А раньше, несколько столетий назад, был пиратом, можно сказать легендарным. Его боялось всё Средиземное море. Когда он выходил на своем корабле, даже чайки облетали стороной. Поговаривают даже, — Грег доверительно понизил голос, — что у него в кабинете стоит чучело Френсиса Дрейка: в треуголке, шейном платке, при сабле и с попугаем. Дрейк, конечно, тоже был превосходным пиратом, но Шерлок Холмс успел раньше. Теперь вы понимаете, почему это так странно?
— Кажется, да, — осторожно ответил я. — А сейчас он чем занимается?
— Отдел дедуктивного метода, — вздохнул Лестрейд. — Самый противоречивый отдел за всю историю УМКРы. Никто до конца не понимает, что именно он там постоянно исследует. Шерлок Холмс, к слову, единственный сотрудник этого отдела. Пару раз его пытались расформировать, но в последний раз когда Андерсон подал жалобу, Шерлок вызвал того на бой.
— Ничего себе, — сказал я. — И чем закончилось?
— А вы как думаете? — хмыкнул Грег.
— Действительно, — задумался я. — И всё же, Грег, почему свет клином сошелся на этом диване? Зачем он Шерлоку Холмсу?
— Работу он пишет. «Влияние возлежания на диване на умственные способности человека». Всё мечтает утереть нос Вильгельму Баскервильскому** своими разработками.
— А, — сказал я, как будто это многое проясняло. — А остальным он для чего?
Грег на секунду замешкался, затем поднялся, отряхнул брюки от осевшей на них пыли и заметил:
— Поздно уже. А у меня дел полно — как-никак на дежурстве.
— Что же это вы так? — спросил я. — На выходных ночью дежурите?
— Это у вас, людей, суббота. А у нас в организации — понедельник.
— Как это? — удивился я.
— А вот так. У нас понедельник начинается в субботу. — Грег усмехнулся. — Пойду я, пожалуй.
— Эй, погодите! — я вскочил с табуретки. — А диван, что диван?
— А диван ничего, — ответил инспектор. — Забудьте вы про него вообще. Одна сплошная, непроверенная мистика и никакой научной ценности. Глупости, в общем, и сплетни. Хорошей ночи, Джон. — Грегори Лестрейд еще раз пожал мне руку, щелкнул пальцами и без лишних церемоний дематериализовался прямо посреди комнаты.
Я вздохнул. Вся эта ситуация принимала всё более и более странные обороты. И ведь наверняка это не последние… гости на сегодня. Диван, судя по всему, пользовался популярностью. Откровенно говоря, я бы и сам сейчас не отказался. Но мне ничего не оставалось, кроме как принести из коридора метлу, кое-как убрать мусор и постелить себе на полу.
Я погасил свет, и в комнате наконец-то воцарилась благословенная темнота, но мне упорно не спалось. Мерещились смутные, на грани слышимости, звуки. Звяканье стеклянной посуды, чьи-то разговоры, смех. Потянуло бутербродами с колбасой и, почему-то, серой. Несмотря на серу, мой желудок заурчал. Я проворочался еще минут десять, после чего полез в рюкзак за телефоном — проверить время. Мобильный безмолвно взирал на меня черным экраном, и я приуныл. За окном по-прежнему было темно, а я понятия не имел, который час и сколько мне еще осталось мучиться. Хотелось, чтобы поскорее настало утро, и я мог, наконец, уйти и купить себе что-нибудь съестного. И вообще, убраться из этого сумасшедшего дома. Плевать на работу, которую предложил Майк, подыщу себе что-нибудь другое, не пропаду же, в конце концов.
…Еще через пятнадцать минут я окончательно понял, что не усну, встал, снова включил свет и принялся думать, чем бы себя занять. Ни одной розетки для того, чтобы зарядить телефон, я не нашел. Попробовал полистать книги — ничего не понял, они либо были написаны на других языках, либо содержали совершенно бессмысленный для меня набор слов.
От скуки даже заглянул в картотеку. На этот раз в тех же самых ящиках, где до того лежали файлы с именами преступников, значились совсем другие имена: Иегуди Менухин, Давид Ойстрах. Мне это ни о чем не говорило, и я наугад выдвинул еще несколько ящиков — Пабло Сарасате, Жак Тибо***. Так же ничего интересного.
Совсем расстроившись, я задвинул ящики и вернулся к своей постели, по пути рассеяно пнув лежащую поперек дороги подставку для зонтиков. Подставка откатилась к камину, громко лязгнув. Сразу же отчетливее запахло серой. Сова, стоящая на полу, расправила крылья и, взлетев на каминную полку, нахохлилась и завоняла. Похоже, из чучела совы она превратилась просто в сову, дохлую и очень, очень старую.
— На вашем месте я бы этого не делал, — произнес приятный мужской голос.
Я обреченно вздохнул. Голос доносился из зеркала.
— Здравствуйте, — обратился я к зеркалу. — Чего не делал, не ложился?
— Нет, — ответило зеркало. — Не применял физической силы к зонту.
— Но там же только подставка, — удивился я.
— А вы табличку читали? — поинтересовалось в ответ зеркало.
— Но ведь… А, ну конечно, — до меня наконец дошло. — Зонт-невидимка, да?
— Именно. — Я, разумеется, не видел, но по интонации было похоже, что зеркало поджало губы.
— А может, вы зайдете? — сказал я. — А то неудобно как-то…
— Благодарю вас. Так действительно гораздо удобнее.
Передо мной неторопливо возник высокий, бледноватый человек в идеально сидящем костюме и осведомился, с безупречно вежливым выражением лица:
— Надеюсь, я вам не помешал?
— Нет-нет, отнюдь, — откликнулся я и указал на табурет. — Присаживайтесь, пожалуйста. Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.
Человек сел напротив, изящно уложив руки на колени, и некоторое время разглядывал меня, слегка склонив голову к плечу. Я тоже на него смотрел, а потом не выдержал:
— Вы пришли по поводу дивана? Его уже, к сожалению, нет. Даже не знаю…
— Ах, бросьте! — он всплеснул руками. — Столько беспокойства из-за совершеннейшего вздора, ерунды, в которую никто даже толком не верит. Посудите сами, Джон, устраивать безумную слежку, поднять на ноги дикое количество сотрудников, проворачивать авантюры, беспокоить людей из-за, — не побоюсь показаться самонадеянным, — мифического Мерила Абсолютной Справедливости? Это же просто глупость, которой нет названия. Каждый логически мыслящий человек рассматривает диван как прекрасный, стабильно работающий транслятор реальности. Мобильность, правда, не является основным его достоинством, однако во всем остальном это превосходный рабочий инструмент. А все разговоры о Мериле Справедливости, которое якобы с точностью определяет, когда преступление оправдано, а когда должно быть наказано, когда оно является таковым, а когда преступление — всего лишь восстановление Высшей справедливости… Это сказки! Сказки, которыми развлекают маленьких детей, и явно не то, чем должны интересоваться образованные люди, научные сотрудники.
— Неужели? — сказал я.
— Именно, — подтвердил незнакомец. — А главное, что сей, с позволения сказать, тезис открыл некто Дойль, полумифический безумный ученый, чье существование за сто лет так и не смогли ни доказать, ни опровергнуть… Нет, я решительно отказываюсь говорить об этом диване!
— Как вам угодно, — согласился я. — Тогда могу я поинтересоваться, чем обязан вашему визиту?
— Откровенно говоря, этому есть две причины, — незнакомец вежливо улыбнулся. — Первая лежит у вас под ногами, и я, к сожалению, вынужден настаивать на изъятии этого предмета из хранилища. Он слишком беспокойно реагирует на изменения слоев реальности.
— Да ради Бога, — тут же откликнулся я. — Забирайте.
Он, не вставая с места, наклонился, а через мгновение в руках незнакомца уже обнаружился зонт, который он бережно положил себе на колени.
— Крайне трепетный прибор, — пояснил он. — Квантовые поля… трансгрессивные коридоры… очень хрупок… изменение полярности отражаемых элементов… Прошу прощения, — он словно опомнился. — О чем это я?
— О причинах, — я был само внимание.
— Ах, да, — незнакомец погладил ручку зонта. — Боюсь показаться нескромным, но я уже достаточно давно наблюдаю за данной ситуацией, чтобы испытать потребность вмешаться. Весь этот нездоровый ажиотаж, обострение ситуации в коллективе, нагнетание атмосферы… Крайне нежелательный ход событий. Дело в том, мистер Уотсон, что некто, не буду называть имен, тем более что это замечательный специалист, хоть и временами слишком… прямолинейный, уже не в первый раз посещает запасники музея для проведения несанкционированных исследований при помощи дивана. Однако, в последний раз он не углядел и несколько переусердствовал, что привело к сбитым настройкам, активизации полей некоторых хранящихся здесь артефактов и причинению вам ненужного беспокойства. А в таких случаях без нейтрализации оказанного влияния не обойтись, — он поднялся. — Раз мы всё выяснили, зонт, как инструмент далеко не безопасный, я забираю с собой, и сову, пожалуй, тоже. А сейчас, уважаемый мистер Уотсон, не смею больше вас задерживать. Вы наверняка утомились за сегодняшний день.
— Да ничуть! — я вскочил на ноги. — Постойте! Я столько всего хотел у вас спросить!..
Незнакомец мягко улыбнулся, подошел ко мне, коснулся груди ручкой зонта.
— Но вы и правда устали, Джон. Чрезвычайно устали и хотите спать, не так ли?
Я немедленно почувствовал, что да, устал, ужасно, можно сказать смертельно. Больше ничего не хотелось — ни говорить, ни смотреть. Спать только хотелось.
— Приятно было познакомиться, — услышал я напоследок, после чего еле добрался до своей постели на полу, накрылся тонким одеялом и тут же заснул.
***
Утром оказалось, что диван стоит на месте, а я лежу на полу, упираясь коленями в громоздкий пустой глиняный горшок, на котором кто-то корявым почерком нацарапал: «Ficus religiosa». Я не удивился. Вполне возможно, что мне это всё вообще приснилось, а постель я каким-то образом перестелил сам.
С тем же успехом, правда, можно было предположить, что ночные события происходили на самом деле — таблички никуда не делись, табуретки стояли там, где их вчера оставили, смычок висел на стене, а чучела совы нигде не было видно. Я вздохнул и стал собирать постель, думая, дожидаться мне Майка или уйти, не попрощавшись, когда в наружную дверь постучали:
— Миссис Хадсон! Миссис Хадсон? Открывайте!
Реакции не последовало, после чего залязгало, заскрипело, и голоса зазвучали ближе: «Куда подевалась?» — «Так слет же… На всё полнолуние» — «А это что у нас?» — «Это телефон». «Ах, какой экземпляр! А музей где?» — «Да не сюда! Нам в эту комнату, тут запасники».
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился человек весьма канцелярской, если можно так выразиться, наружности — невысокий, сутулый, с бегающими глазками и неровной, клокастой бородой.
— Та-а-ак, — сказал он.
Его резко подвинули плечом, и внутрь вошло еще несколько человек. Я тут же побежал к своим джинсам, но на меня никто не обратил внимания, кроме Майка Стэмфорда, который тоже был среди присутствующих. Также я заметил Грегори Лестрейда, с которым уже встречался ночью. Остальных — того самого, щуплого, и еще одного, плечистого и русоволосого, я не знал.
Все они столпились вокруг дивана и принялись бурно дискутировать.
— Этот диван? — спросил щуплый, хмурясь.
— Это вам диван, а мне — рабочий инструмент, — буркнул рослый.
— Вы мне это тут прекратите, Моран! — возопил щуплый. — У меня по документам это проходит как диван, мягкий полуторный, инвентарный номер 42. А от вашего таскания у него теперь обшивка порвалась, вот и считайте сами убытки.
— Ценность этого прибора, — процедил сквозь зубы рослый, — заключается далеко не в обшивке. Это уникальный лабораторный инструмент, трансформатор реальности!
— А у меня по бумагам, — не унимался щуплый. — Это диван, — и он должен находиться на складе, и точка. Знаю я, как вы с диванами работаете. Почему на рабочем инструменте пятна от мадеры? Снова с Мориарти полуночничали, да?
— Андерсон, полноте, — вмешался Майк. — Будет вам, из-за какого-то дивана, пусть даже и транслятора, такой шум разводить. На личности переходите, а это уже совсем ни к чему.
— Действительно, Андерсон, будет вам, — сказал Лестрейд. — К тому же, Майкрофт Холмс намекнул, что стоит все-таки выписать диван. Вы хотите, чтобы он попросил?
Щуплый сразу сник.
— Который?
— Оба.
— Я всего лишь слежу за тем, чтобы не было разбазаривания. Не позволю! Историческая ценность!.. Модель Адамса!**** Ручная работа.
— У вас нет выбора, — злорадно хмыкнул Моран. — И если ваших умственных способностей не хватает на то, чтобы понять всю мощь лабораторного прибора, то просьбам начальства вы вынуждены подчиняться.
— Я попрошу, — Андерсон побагровел лицом, — обойтись без этих вот намеков о моих умственных способностях! С меня и Шерлока Холмса достаточно, с его вечным хамством. Так, а вы кто такой будете? — он внезапно обернулся ко мне.
Я только открыл рот, чтобы ответить, как Андерсон перевел сверлящий взгляд с меня на сложенное постельное белье.
— Вы тут спали? — спросил он.
— Ну да, — ответил я.
— То есть, вы спали на диване? — его голос моментально приобрел стальную суровость. — Почему не в общежитии? Здесь вам не тут. Это музей, учреждение! Здесь не положено спать.
— Так это же наш новый медик, Джон Уотсон, — встрял Майк. — Его вчера еще не зачислили, вот и пришлось.
— И что, он теперь пропишется в музее, пока не зачислят?
— Уже всё, дорогой Андерсон, успокойтесь, — Майк похлопал его по плечу. — Я сегодня переговорил с Майкрофтом Холмсом лично, и он дал добро на зачисление нового сотрудника. Даже успел внести изменения в штатное расписание. Сказал, очень приятный молодой человек, дельный. Будет толк.
— А, ну раз дал добро, тогда конечно да… Тогда можно. — Выражение лица у Андерсона моментально смягчилось. — Раз такое дело, пойду составлю акт приема-передачи дивана. Вот в таком вот аксепте, — веско добавил он и ушел.
Все моментально расслабились, а Моран длинно выдохнул, скрестил руки на груди и процедил, прислонившись к дивану:
— Пинок-к-кио. Дуб дерево.
— Брось, — Майк посмотрел на него. — Решилось же.
— Если б не решилось, я бы опять его уволок, — с непоколебимой уверенностью ответил Моран.
Майк усмехнулся, покачал головой и обратился ко мне:
— Ну что, Джон, поехали обустраиваться?
— Погодите, — сказал я. — Я еще ни на что не соглашался.
— Ты это оставь, — сказал мне Майк. — Прекрасная работа, отличная просто. Высокая зарплата, общежитие, работа интересная, скучать точно не придется.
— И нам нужен медик, — добавил Лестрейд.
— Нам очень нужен медик. И не всякий, а способный.
Я задумался. За последние сутки я, кажется, вообще разучился удивляться, тем более — внезапным предложениям.
— Только без этих ваших мистических штучек, ладно? — попросил я.
— Надо же, догадывается, — хмыкнул Моран. — Точно толковый, подойдет.
— Майкрофт зря рекомендовать не будет, — усмехнулся Лестрейд.
— Который?
— Оба.
Они все почему-то засмеялись.
— А почему оба? — спросил я. — Их что, двое?
— Нет, — ответили мне. — Он у нас един в двух лицах.
— Это как? — не понял я.
— Сам сообразишь через несколько дней.
— Ну… Ладно. — Я действительно решил отложить этот вопрос на потом.
— Тогда пойдем в машину? — спросил Майк. — Бери свои вещи, и идем. Я подвезу.
— Эй! — сказал я. — Погодите. Как ваша организация хоть называется по-нормальному? Где я работать-то буду?
— УМКРА, — улыбнулся Лестрейд. — Университет Магической Криминалистики и Расследований Англии.
Я вспомнил табличку у дверей.
— А ББС?
— Британская Беломагическая Служба.
— О, — сказал я.
— Ага, — ответил Майк. — То-то же. Ну пойдем, пойдем. Сам всё увидишь.
И мы пошли. А потом я, конечно, увидел. Но это уже совсем другая история.
Примечания:
* Эта мелодия звучала в третьей серии второго сезона, сцена в Тауэрском хранилище.
** Вильгельм Баскервильский - персонаж романа Умберто Эко "Имя розы", совершенно очевидно списанный с Шерлока Холмса.
*** Всемирно известные скрипачи.
**** Диван Адамса действительно имеет место быть, и найти его можно в книге Дугласа Адамса "Автостопом по галактике"
URL записиНазвание: Суета вокруг дивана
Автор: eliah.jan
Бета: nonjustice
Герои: Шерлок, Джон, Майк Стемфорд, Миссис Хадсон, Лестрейд и все-все
Рейтинг: G
Жанр: АУ, кроссовер, юмор, сюр
Тип: джен
Размер: мини, ~ 6400 слов
Предупреждение: Кроссовер с повестью братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу"
Саммари: Сказка для консультирующих детективов и инспекторов-криминалистов младшего возраста
Дисклаймер: права АКД и Гэтиссу, нам апельсины
Примечание: фик написан для "Большой Игры-2" на Slash World форуме в категории "юмор"
Примечание автора: автор нижайше просит прощения у Аркадия и Бориса Натановича Стругацких и уверяет, что затеял всё это исключительно из любви к искусству
читать дальше
Это был вполне приличный музей — со стендами, диаграммами,
витринами, макетами и муляжами. Общий вид более всего напоминал музей
криминалистики: много фотографий и неаппетитных экспонатов.
Аркадий и Борис Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу».
витринами, макетами и муляжами. Общий вид более всего напоминал музей
криминалистики: много фотографий и неаппетитных экспонатов.
Аркадий и Борис Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу».
Суета вокруг дивана
Когда я вышел из Хитроу, Лондон плавило полуденное солнце. У меня за спиной был рюкзак, в нем — двадцать пять фунтов, складной нож, две фляги, палатка и одежда. Рюкзак отличный — прочный и легкий, армейский, но спина моментально взмокла. Городская жара оказалась куда более мерзкой, чем я помнил. Несколько минут я решал, куда податься. С такими деньгами выбор был небольшой: либо проситься к сестре, либо спать на свежем воздухе. Ни первого, ни второго не хотелось. Сестра у меня — сущее наказание, а комфортом палатки я не был готов наслаждаться еще несколько лет. В итоге остановился на третьем: решил просто погулять по городу, посмотреть, насколько он изменился за время моего отсутствия. Оказалось, что не сильно. Те же лица, те же дома. Даже пластиковые стаканчики с выпуклыми крышками остались прежними.
По городу гулялось бесцельно. Идей о ночлеге, кроме самых очевидных и неприятных, в голову не приходило. Разболелась нога. На небе появились тучи. Я уже совсем собрался нанести все-таки визит сестре, как меня окликнули.
— Майк? — удивился я. Он еще больше прибавил в весе, но не узнать было невозможно.
— Дружище!
Я рад был его видеть, Майк — один из немногих, с кем я поддерживал приятельские отношения после университета.
— Как твои дела? — спросил я его.
— Да вот, — он хитро блеснул глазами за стеклами очков. — Устроился на новую работу.
— Поздравляю, — сказал я. — Куда?
— В один передовой научно-исследовательский институт.
— О. И как там? — я не старался создать видимость вежливого разговора. Мне на самом деле было интересно, как идут дела у людей с нормальной жизнью.
— Сумасшедше, — Майк покачал головой. — Мои начальники — поголовно психи, тоже мне, Магистры великие. Но ты знаешь, очень интересно.
Я не совсем понял, что он имел в виду про магистров, но решил не уточнять.
— Здорово, — кивнул я.
— А ты как?
— А я вот… — хлопнул по больной ноге. — Вернулся.
— Насовсем? — спросил Майк.
— Насовсем.
— Оу, — он покачал головой. — И как теперь будешь?
Я пожал плечами. Ответил, что еще не знаю. И добавил, что даже не определился, где буду ночевать: денег нет, и планов тоже.
Майк странно на меня посмотрел.
— Знаешь, — протянул он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — А ведь нам нужны медики. Вернее нет, очень нужны.
— Правда? — спросил я.
— Ага, — он кивнул. — А то передерутся Магистры, и всё — лечить некому. Особенно, если сцепятся Холмс с Мораном. В прошлый раз они сожгли сначала стол, а под конец полыхало пол отделения.
— Ничего себе, — удивился я. — Увлекательно у вас там.
— Не то слово. Ну что думаешь?
— Даже не знаю, — ответил. — Неожиданно как-то. Я ведь понятия не имею, какие именно медики вам требуются.
— Хорошие, — сказал Майк и почесал нос. — Небалованные. И опытные. И спокойные. А то энтузиастов сейчас полно, а толку от них — ноль. На вторую неделю уши шерстью покрываются. Начинают бегать то на перекуры каждые два часа, а то к Салли в архив. Она хоть в профиль и на Горгону похожа, а чуть ли не единственная женщина на весь институт. Могли бы конечно и к Молли, но та с кадаврами в мертвецкой работает, на людях почти не появляется — кто захочет к такой бегать? Говорят, правда, есть еще мисс Адлер, и что кто-то видел, как она голая разгуливает на этаже Шерлока Холмса, но врут, ей-богу. Как фейри брешут. Мисс Адлер я вообще видел один раз в жизни. Эф-ф-фектная женщина, ничего не скажешь, — он даже причмокнул губами от переполнявших чувств. — Но понятия не имею, чем занимается. Она вообще, кажется, не сотрудник. Так, заглядывает иногда, и то, к Шерлоку на этаж. Ты, правда, не подумай, — Майк спохватился. — Он не по этим делам вообще. Шерлока вообще ничего не интересует кроме науки. Ну и шпаги иногда.
— Понятно, — сказал я. Ни черта на самом деле не понял, но Майк всегда был такой: когда увлекался, часто терял связь с реальностью.
— О! — глаза Майка округлились. — Слушай, так я же тебя могу и на ночь устроить!
— Да ну? — насторожился я. — Куда это?
— Так в общежитие же. Полно там мест, заодно и начальству представлю. Надеюсь, это будет нужная нам версия, а то ведь и не упомнит на следующее утро. Придется заново объяснять.
— Послушай, — начал я. — Не стоит. Спасибо, конечно, но я не хочу доставлять хлопот.
— Да ты что! — Майк выглядел практически обиженным. — Какие хлопоты, Джон, прекрати? Я буду счастлив, если в нашем дурдоме появится хоть один нормальный человек. Пойдем, я тебя подкину. С тебя там даже денег не возьмут. А как увидишь всё, сам остаться захочешь.
Я засомневался. С одной стороны, слишком внезапное предложение, с другой — тусклые перспективы безрадостного ночлега. В итоге решил, что неожиданность предпочтительнее, и с нетвердой уверенностью согласился на общежитие. Мне вдруг очень захотелось поспать на нормальной постели и в тишине. И чтобы песок не забивался в уши.
— Ну вот и отлично, — расцвел Майк и потащил меня в сторону машины. — Устраивайся поудобнее. Мигом домчу.
Он захлопнул за мной дверь своего «Опеля», и мы поехали. По дороге Майк напевал детскую песенку про Джека и Джилл. Песенка оказалась неожиданно зловещей. Мне стало неуютно.
— Вот черт! — в этот момент Майк резко свернул к обочине и затормозил.
— Что такое? — забеспокоился я. — Сбили кого-то? Собака? Лиса?
Людей на дороге я не заметил.
— Да нет. — Майк выдохнул и хлопнул себя по лбу. — Я совсем забыл! Как же ты в общежитие попадешь?
— Не знаю, — сказал я.
— Вот и я не знаю. Так — не пустят. Не трансгрессировать же тебя, как диван, да я и не Шерлок Холмс, чтобы трансгрессией заниматься… Ах, точно! Два-два-один-бэ. — Он явно что-то припомнил. — Поехали, я знаю, как все устроить.
— Может, не надо? — попробовал заикнуться я. — Зачем такие трудности? Переночую на свежем воздухе, не в первый раз.
— Ничего-ничего, — Майк решительно от меня отмахнулся. — Надо. Отличное место, там, правда, спать можно только на диване, но я думаю ты не против?
— Нет, конечно.
— Вот и прекрасно. Заодно и в эксперименте поучаствуешь.
— Каком еще эксперименте? — удивился я.
— Обычном. Рабочем. Ты не волнуйся, — Майк на мгновение отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на меня. — От тебя потребуется только на диване поспать, всего-то. А завтра расскажешь, как прошло.
— И всё?
— И всё.
— Ну эм-м… Хорошо, — согласился я. — Ладно. Посплю на этом вашем диване. А что в нем такого особенного? Конструкция?
— Ну почти, — хмыкнул Майк. — Он весь — особенный.
— А… — начал я.
— Да не волнуйся ты так. Сам всё увидишь.
Я решил промолчать, но через некоторое время все-таки не выдержал:
— А куда именно мы едем?
— Туда, — Майк неопределенно указал рукой вперед. — На Бейкер-стрит. Двести двадцать один. — И, помолчав, зачем-то уточнил: — Бэ.
— О, — сказал я, как будто это многое объясняло. — И что там?
— Увидишь, — сказал Майк. — Тебе понравится.
И я увидел.
Мы вышли перед самым обычным домом. На первом этаже небольшое кафе, рядом — дверь с номером 221Б. На стене серебряно поблескивали две солидных вывески.
«УМКРА
ББС
Музей
Былой Боевой Славы»
ББС
Музей
Былой Боевой Славы»
И рядом:
«ЧЕРЕП НЕ РАБОТАЕТ. Администрация».
— Какой такой череп? — спросил я. — Чрезвычайная единичная э-э-э…
Майк хмыкнул:
— Посмотришь. И с Черепом познакомишься. Он забавный. Ты ему, главное, не давай сонеты читать.
— Хорошо, — осторожно сказал я.
Мы постучали.
Тишина.
Постучали еще раз.
За дверью завозились, заскрипели. Лязгнул засов, и в проеме сначала появился фиолетовый подол, а за ним — старушка в старомодном платье.
— Майк! — она явно ему обрадовалась, расцеловала в обе щеки. Тот обнял её:
— Миссис Хадсон, здравствуйте. Это…
— Наш новый медик, вижу. Это от Шерлока? Неужели не мог сам прийти? Знает же, нахал, что я у него в долгу, и пользуется.
У миссис Хадсон оказался очень пронзительный взгляд, вполне орлиный. Я второй раз за полчаса почувствовал себя неуютно.
— Нет. Это от меня — старый друг. Его нужно устроить на ночь, пока я не найду Майкрофта. Он улетел на саммит, не знаю даже, когда вернется.
— Которого Майкрофта? — спросила миссис Хадсон.
— Да мне бы уже хоть какого-нибудь, — вздохнул Майк.
— Ладно, — сказала миссис Хадсон. — Устроим.
И повернулась ко мне.
— Я э-э-э, Джон, — попытался представиться я.
— Знаю, — миссис Хадсон прищурилась. — Джон Хэмиш Уотсон, пятый Нортумберлендский, был, не привлекался, капитан, холостой, будет тебе счастье и дальняя дорога, тьху, была уже дорога. А счастья нет? Вот, значит будет.
— Миссис Хадсон! — осуждающе произнес Майк. — Не пугайте мне человека.
— Не буду, милый — она засмеялась. — Это я так, по старой привычке. Сорок лет проработала, думаешь, так просто? Ну что, пойдем? — она обняла меня за плечи и повела в дом. Но по пути вспомнила о чем-то, обернулась на пороге.
— Постой. А где я его спать положу? У меня кровать-то одна, а я стара уже для таких штучек.
— Миссис Хадсон! — в голосе Майка проскользнуло явное осуждение. — Ну что вы как маленькая. Почетный сотрудник, вся стена в грамотах, а глупости такие говорите. На втором этаже, конечно. В запасниках.
Старушка уперла руки в бока:
— А отвечать кто за это будет? А вдруг он мне экспонаты испортит?
Майк закатил глаза, сделал извиняющееся лицо, отвел миссис Хадсон в сторону, и они зашептались. До меня долетали только обрывки фраз: «Ответственность берет на себя… Шерлок Холмс? Еще скажи профессор Мориарти!.. Диван… Да образованный же человек!.. Свой, проверенный. А что скажет?.. Да ничего, он вообще тут права не имеет!»
Мне стало неловко.
— Знаете, я пожалуй пойду. У меня сестра в Лондоне живет. Проведаю.
— Никаких отговорок! — Майк решительно отстранил миссис Хадсон и взял меня под локоть. — Она будет вести себя прилично, ты только не удивляйся ничему.
— А он меня домохозяйкой звать не будет? — встряла старушка. — И зубом цыкать? Скажи ему, чтобы не цыкал зубом. А то как придет Холмс-младший, цыкнет, а я ему еду таскай. Ест раз в несколько месяцев, зато как кадавр. Не стряпаю я столько, чтобы еще на него хватило.
— Да не будет, говорят вам! — Майк выглядел уже порядком раздраженным. — Не видите что ли, приличный человек?
— Может и приличный… — миссис Хадсон внезапно успокоилась, склонила голову и внимательно на меня посмотрела. — Ну ладно, пойдем, Джон Хэмиш Уотсон. А ты, Майк Стэмфорд, — она на мгновение повернулась к нему, — запомни: под твою ответственность, ежели что из реквизита пропадет — из твоей зарплаты вычитать будем.
— Конечно, конечно, — закивал Майк. — Всё, Джон, пока, спокойной тебе ночи. Я заскочу завтра с утра, как только все дела улажу, договорились?
Он пожал мне руку и, не дожидаясь ответа, скрылся в машине.
А мы зашли в дом.
Миссис Хадсон проводила меня на второй этаж. Там обнаружилась большая захламленная комната с камином и тяжелыми шторами. Повсюду стояли коробки, кучами были навалены книги и непонятные мне предметы, а в дальнем углу, у окна, ютился широкий диван. Хозяйка, не сказав ни слова, оставила меня одного и ушла. Я решил, что это — своеобразное приглашение располагаться, сбросил на пол рюкзак и осмотрелся. Подошел к окну, отодвинул тяжелую пыльную штору. За окном была ночь. Я удивился: когда заходил, я пребывал в твердой уверенности, что еще вечер. Солнце только начало заходить, я это очень хорошо запомнил. А сейчас уже ночь. Голова явно надумала со мной шутки шутить, но как бы там ни было, немедленно захотелось спать. Я вдруг вспомнил, что не спал порядка двадцати часов. И что спина болит. И нога тоже.
На пороге, словно почуяв, моментально появилась миссис Хадсон с постельным бельем в руках. Я поблагодарил и тут же постелил себе на диване. Миссис Хадсон неодобрительно наблюдала за моими действиями всё время, пока я стелил, а затем, поджав губы и качнув для верности несколько раз головой, так и не сказав ни слова, вышла.
Я пожал плечами, выкинул всё из головы, следуя совету Майка не обращать внимания, и, повалившись на просторный диван, мгновенно заснул.
***
Проснулся я посреди ночи от того, что в комнате кто-то разговаривал. Точнее, декламировал сонеты Шекспира. Читал плохо — постоянно забывал слова и запинался.
— Её глаза на звезды не похожи… Не похожи ведь? Мда, э-э-э… Нельзя уста назвать… Как назвать? Чем? Вот ведь… Как там было?..
— Кораллами, — подсказал я автоматически. — Кораллами назвать.
— Точно, — произнес голос. — Спасибо. Значит, Ее глаза на звезды не похожи, Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых кожа,И черной проволокой вьется…Мнэ-э-э, кто вьется? Вот черт, змея такая, вьется и вьется. Конца и края нет. И укусит змей хвост собственный…Нет, это точно не то.
— Прядь, — снова встрял я. — Вьется прядь.
— Ах, ну да. Впрочем, нет, попробуем по-другому. — И снова затянул, монотонно и с подвыванием: — Ты — музыка, но звукам музыкальным Ты внемлешь с непонятною тоской… Вот что ей неймется, музыке этой?
Я потряс головой и огляделся. В комнате никого не было. В окно прямо мне в лицо светила луна. Голос, тем не менее, не унимался:
— Нам говорит согласье струн, в, мнэ-э-э, концерте, Что одинокий путь подобен, э-э-э, смерти…
Я поискал глазами ночник. Не найдя какой-либо лампы рядом, встал и, осторожно переступая ногами, чтобы ненароком не споткнуться о коробки и нагромождения книг, пошел к выключателю.
В свете ничего кардинально не поменялось. Комната по-прежнему оставалась безлюдной и захламленной. Только на каминной полке я заметил какое-то шевеление и подошел поближе. Там, оставляя следы в пыли, перекатывался из стороны в сторону человеческий череп.
— Не та память уже, не та… — сетовал череп. — Позор мне. Сколько уже веков прошло? Два, три? Мнэ-э-э… Позор.
Я посмотрел на него. Челюсть у него не шевелилась, но звук шел определенно изнутри. Докатившись до края полки, череп замер, скорбно качнулся и покатился в другую сторону.
— Может, так попробовать? Так я молчу, не зная, что сказать, Не оттого, что сердце охладело…
Я решил, что внутри находится какой-то передатчик. Улучшив момент, когда он замер, взял череп в руки. Тот оказался пустым. Весил он ровно столько, сколько и положено костям. Немного.
На всякий случай заглянул в глазницы: по-прежнему пусто.
— Вот и молчал бы, — сказал я. — Мне вообще-то спать хочется.
Череп ничего не ответил. В нем что-то громко щелкнуло, и комнату заполнили треск и шум, сквозь которые периодически пробивались отдельные невнятные слова.
Я потряс череп; щелкнуло еще раз, шум пропал, и из него вдруг послышался хорошо поставленный баритон:
— «Тысяча восемьсот восемьдесят седьмой год принес длинный ряд более или менее интересных дел. Все они записаны мною…»
В этот же момент лестница заскрипела, и через несколько секунд на пороге появилась миссис Хадсон в светло-сиреневой ночнушке в мелкий цветочек. С недовольным выражением лица она бормотала себе под нос:
— Опять Уильям за своё… Что это ему не лежится? Полтора месяца никаких эксцессов, а тут на тебе, опять, небось, не тот эфир поймал, гамма-настройки барахлят, третья фаза, давно говорила Джиму, что пора заняться, что они там в своем отделе делают…
Заметив меня, она тут же прекратила бормотать. Посмотрела подозрительно, подошла, отобрала череп, сказала сурово: «Не положено» и ушла, прижимая череп к груди.
Мне оставалось только выключить обратно свет, пройти осторожно до дивана и снова улечься спать.
***
Мне показалось, что я закрыл глаза всего на секунду, когда меня поднял друшераздирающий звук. Создавалось впечатление, что в комнате занимаются особо изощренным убийством. С применением нестандартных орудий. Какофония исходила откуда-то из угла и больше всего походила на скрежет пилы, визг свиньи и исключительно усердное мучение музыкальных инструментов одновременно. Зажав для верности себе уши, я снова пошел к выключателю. Включил свет. Звук тут же пропал. Выключил свет. Звук моментально возобновился.
Я поэкспериментировал еще несколько раз, и когда у меня заболели уши, решил оставить свет и поискать сам источник. Пошел кругом по комнате, рассматривая всё, что попадалось мне на пути.
Если помещение на 221-б Бейкер-стрит и было музеем, то определенно очень странным. Никаких привычных полок, ламп, никакого порядка. Стол был завален книгами и исписанными листами так, что не проглядывал даже кусок столешницы. Из интереса я взял один из листков. Он был плотным, желтым и весь покрыт непонятными символами. Взял второй — то же самое, только с другим набором символов.
Вздохнув, я положил листки на место. Пошел дальше, к уже знакомой каминной полке. Без черепа она смотрелась несколько одиноко. Над камином висело огромное зеркало. Висело почему-то криво и очень высоко, так, что я вообще не видел своего отражения, зато открывался обзор на всю комнату. Глядя в зеркало, я заметил еще один череп, висящий на противоположной стене, который терялся на фоне всеобщего бардака. Череп был бычьим, невероятно огромным. Он устало взирал на меня пустыми глазницами, и размер его рогов заставлял испытать к безымянному охотнику некоторое уважение. По крайней мере, хотелось думать, что это именно охотничий трофей, добытый в тяжелом бою при помощи голых рук, ножа и веревки. Ну или обыкновенного ружья.
Под черепом висел табличка. В отражении я не смог прочитать надпись, потому развернулся и подошел поближе.
Табличка поясняла: «Bostaurus, cranium. Звукопроводимость 4.2, погрешность на помехи +-0,03. На руки не выдается»
Я хмыкнул — звукопроводимость, надо же. Может, это оно и визжит? Мне захотелось проверить, есть ли в нем какой-нибудь динамик, но дотянуться до черепа не смог. Я оглянулся в поисках подходящей табуретки, и тут мой взгляд упал на соседний низкий столик. Он мне подходил по всем параметрам — невысокий и устойчивый. Я аккуратно убрал с него стопку книг и скрипку, попутно удивившись, кто это хранит инструмент без футляра: жалко ведь — испортится.
Я повертел скрипку в руках — изящная и наверняка дорогая. На грифе обнаружился болтающийся на нитке ярлычок: «Скрипка модели Antonius Stradivarius Cremonensis Faciebat Anno [1721]. Функциональные особенности: самопроизвольная игра в часы восходящего Юпитера и каждую вторую субботу месяца с наступлением темноты. С 02:00 до 02:14 фальшивит ля третьей октавы на полтона. РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ». Рядом на стене висела намертво приваренная сложная конструкция из фиксаторов и защелок с табличкой: «Смычок не вынимать!». Сам смычок я нашел почему-то на полу, под столом.
Сложив всё на пол, я залез на столик и заглянул в череп. Ничего не нашел. Просунул пальцы в большое затылочное отверстие, пошарил — по-прежнему ничего. Для верности постучал по лобной кости. Кость отозвалась неожиданно звонким клацающим звуком. Затем в глазницах черепа появился слабый мерцающий свет, и он спросил у меня томным голосом:
— Отдел технического обеспечения, Джим Мориарти слушает. Что случилось, дорогуша?
— Да вот, — ответил я, совершенно опешив и чувствуя себя последним идиотом. — Воет что-то. Как выключу свет, сразу воет и визжит.
— Поня-я-а-атно, — протянул голос. — Ну что, могу посоветовать отбойный молоток — скажу по секрету, всегда помогает.
— Не выйдет, — сказал я. — Чужая собственность. Музей.
— Музей, детка? — голос явно заволновался. — 221-б? А ты кто такой будешь?
— Джон Уотсон.
— А-а-а, ну понятно, Джон Уотсон. Визжит-то как именно?
— Душераздирающе, — сказал я.
Голос вздохнул.
— Ну, всё ясно, Страдивари, похоже, опять разбушевалась. А я им говорил не помещать транслятор в скопление музейных артефактов, они там подуреют все. Вот что им стоило дать его мне на хранение? Папочка бы о нем позаботился. Все равно ведь для исследований нужен. Так нет же, — голос обиженно засопел, — зажали.
— Сочувствую.
— Вот-вот. Ладно. — В черепе чем-то громко зашуршали. — Сейчас пришлем кого-нибудь. Жди.
Свет в глазницах погас.
Я спустился со стола, подвинул стол на место, когда голос из черепа снова ожил:
— Джон Уотсон?
— Да? — откликнулся я.
— Ты только свет не выключай. А то опять выть начнет.
— Не буду, — пообещал я.
— Вот и умница. Было приятно пообщаться. Пока-пока.
Ждать я вернулся обратно на диван. Лёг, полежал, посмотрел на потолок. Мысленно собрал и разобрал винтовку М16, дважды. После чего встал и принялся расхаживать по комнате. Было очень странно — говорящие черепа, скрипка, восход Юпитера по четвергам. У меня было полное ощущение того, что я сплю… Кроме того, что я определенно не спал. Очень хотелось есть, а последние бутерброды закончились еще в парке.
Решив себя отвлечь, я заглянул в стеллаж с картотекой. Целый ящик там занимало бесчисленное количество файлов под ярлыком «Джек Потрошитель». Я выдвинул следующий — «Гай Фокс». В этот момент зазвонил телефон, и я, почему-то воровато оглянувшись, задвинул ящик обратно и вышел в коридор.
Там обнаружилась грубо сколоченная полка, на которой надрывался допотопного вида дисковый аппарат. Я подождал чуть-чуть, прислушиваясь — а вдруг миссис Хадсон услышит и поднимется, чтобы взять трубку? Снизу не доносилось ни звука, и мне пришлось самому ответить.
— Алло? — сказал я.
Тишина.
— Слушаю, — сказал я. Трубка тихонько зашипела.
Я посмотрел на аппарат и пару раз стукнул трубкой по полке.
— Так, Джон, у нас заказ — шесть ящиков огурцов, три — черешни Францис, две коробки хамона… — категорично сообщила трубка мужским басом.
— Погодите, — сказал я. — Кому вы звоните?
— Ты же Джон?
— Джон.
— Так вот…
— Куда вы звоните? — повторил я настойчивее, раздражаясь. Я тут голоден, а они мне про хамон с черешнями.
— Это не овощной склад? — хмуро поинтересовалась трубка.
— Нет, — отрезал я. — В два часа ночи? Музей у нас тут. Культурное учреждение. Ясно?
— Ясно, — буркнули на том конце провода.
Я недоуменно положил трубку, постоял еще немного, глядя на тусклую коридорную лампочку, и поплелся обратно в комнату в надежде прилечь и, возможно, немного подремать, пускай при свете. Глаза у меня закрывались сами собой, мысли путались, поэтому то, что дивана не было, я заметил, только ткнувшись носом в стенку.
Мысль покружила, а потом вернулась, куда более отчетливая, чем до этого. ДИВАНА НЕ БЫЛО.
Я стоял, как дурак, в углу и созерцал аккуратный прямоугольник пыли под ногами. В пыли отчетливо виднелись мои собственные следы и мелкий мусор. На всякий случай я закрыл глаза, снова их открыл. Диван не появился.
— Да что же это такое? — возмутился я. — Мне поспать сегодня дадут или нет?
Словно в ответ на мой отчаянный возглас в окно постучали. Я понял, что схожу с ума. Окно находится на втором этаже, и в него стучат. Это всё стресс, смена климатического и часового пояса, не иначе.
Стук стал более настойчивым. Я вздохнул и поплелся открывать, понимая, что выбора у меня особенно не было. В поднятую оконную раму шагнул человек в темном пальто. Он был кучеряв, неприветлив лицом и держал спину надменно-прямо. Больше всего меня, конечно, поразило плотное пальто — в июльскую-то жару; сам факт наличия людей, шагающих с улицы в окна второго этажа, отошел на второй план под грандиозностью осознания возможностей человеческой терморегуляции.
Посетитель смерил скептическим взглядом сначала меня, затем пустующее диванное место, вздохнул и сказал:
— Ясно. Merde.
— Простите?
Он еще раз на меня посмотрел.
— Военный врач, прямиком из Афганистана, незаурядный выбор.
Я покачал головой:
— Майк уже всем про меня рассказал?
— Стэмфорд? Не имел чести его сегодня видеть.
— Тогда как?.. — удивился я.
— Дедукция, — он дважды стукнул согнутым пальцем по своей голове. — Умственные способности и наблюдательность. То, чем люди… — он снова бросил на меня короткий взгляд, — обычно не пользуются.
Я решил не возражать — было понятно, что с человеком, у которого на пальто ни одной лишней складки, лучше не спорить.
— А вас прислал Джим Мориарти? — вместо этого поинтересовался я.
— Я не бегаю по указке Мориарти, — вздернул бровь посетитель.
— Конечно, — подтвердил я. — Без сомнения.
— Я опоздал, — констатировал он. — На несколько минут, но опоздал. Вы выходили в коридор, разговаривать по телефону, тогда диван и изъяли. И можете поберечь силы: у вас след от телефонной трубки у правого уха. Подобные модели не выпускают уже около пятидесяти лет, и единственная знакомая мне стоит как раз у миссис Хадсон в коридоре.
— Ух ты, — сказал я совершенно искренне. — Действительно, я вышел на минутку, а когда вернулся — он исчез. Жаль, что я ничем не могу помочь. Но, может, вы подскажете?..– Я понадеялся, что он может быть в курсе. — У меня тут Страдивари разбушевалась. Как выключу свет, так и бушует.
Я сделал вид, что прекрасно понимаю, о чем говорю, но посетитель, казалось, не обратил на мои слова никакого внимания. Он свел ладони под подбородком и закружил по комнате:
— Следовало предположить, что его уведут до того, как я сам до него доберусь. Какое нахальство! Ему лишь бы что-нибудь стащить. Никакого изящества мысли — одна грубая физическая сила.
Проходя мимо столика со скрипкой, незнакомец небрежно подцепил смычок и одним движением вставил его в крепление.
— Не благодарите, — обронил он. — Мне здесь, очевидно, делать нечего. Ситуация ясна. — И так же, не выходя из задумчивости и не попрощавшись, шагнул в ближайшую стену, в которой и растворился без следа, оставив меня в одиночестве, без дивана и всякой надежды на нормальный отдых.
Пару минут после этого я простоял, размышляя о том, что делать дальше: насколько я понял, скрипку уже привели в порядок, а специалист из Отдела еще не прибыл. Но, в таком случае, не гонять же человека посреди ночи просто так, решил я, и снова полез на стол — стучать по черепу и отменять вызов. Однако, вместо голоса Джима череп заиграл классическую мелодию, в которой я не без труда, но всё же узнал увертюру из «Сороки-воровки» Россини*.
— Музыкальная пауза, — сказал голос у меня за спиной, и я от неожиданности чуть не свалился со стола. — Всегда он так, когда нужно — не дождешься.
Оборачиваясь, я был, откровенно говоря, готов к чему угодно — даже к трехглавому дракону из сказок. Вместо него передо мной стоял мужчина самой обыкновенной наружности, достаточно молодой, с коротко стрижеными волосами с проседью и в немного помятом льняном костюме.
— Здравствуйте, — сказал я.
— И вам доброй ночи, — ответил он и представился, протянув руку: — Инспектор Грегори Лестрейд, Отдел универсальных методов розыска.
— Очень приятно, — я пожал руку. — Джон Уотсон.
— Зовите меня Грег. — Он осмотрелся. — Итак, что там у вас? Страдивари?
— Да уже ничего, — мне стало немного неловко. — Действительно, было дело, но там уже разобрались.
— Надо же, — Грег хмыкнул. — Неожиданно оперативно. Кто постарался?
— Не знаю, — пожал плечами я. — Заходил такой… — я сделал неопределенный жест рукой, подобрал живот и приосанился. — Такой, в общем. Пришел через окно, сделал несколько кругов по комнате, выругался пару раз и ушел в стену.
— А-а-а, ну конечно, — протянул инспектор. — Это ведь Шерлок Холмс, чего вы от него хотите? Для него пройти через стену аж до моста Ватерлоо — обычное дело. Мы как-то попроще обходимся. — Он развел руками. — А диван, значит, с собой взял?
— Нет, — ответил я. — Не успел. Как раз перед его приходом увели.
— Ну дела-а-а… — Грег поднял бровь от удивления. — Так, Джон, позволите присесть?
— Конечно, присаживайтесь, — заверил я. — Только вот… — я запнулся. — Некуда. Дивана-то нет.
— Сейчас организуем. — Грег уверенно снял со стоящих у камина табуретов чучело совы и странного вида подставку, на которой значилось: «Зонтик-невидимка. Выдается исключительно по предварительному письменному запросу М.Холмсом лично». — Вот, готово. И вы садитесь.
Я поблагодарил и спросил:
— А скажите, пожалуйста, что в этом такого странного? — И, видя, что инспектор не совсем понимает, что я имею в виду, добавил: — То, что мистер Шерлок Холмс не успел?
Грег покачал головой:
— Да всё. Он всегда успевает первым — натура у него такая. Видите ли, Джон, он на четверть француз, по материнской линии, чрезвычайно темпераментная кровь. А раньше, несколько столетий назад, был пиратом, можно сказать легендарным. Его боялось всё Средиземное море. Когда он выходил на своем корабле, даже чайки облетали стороной. Поговаривают даже, — Грег доверительно понизил голос, — что у него в кабинете стоит чучело Френсиса Дрейка: в треуголке, шейном платке, при сабле и с попугаем. Дрейк, конечно, тоже был превосходным пиратом, но Шерлок Холмс успел раньше. Теперь вы понимаете, почему это так странно?
— Кажется, да, — осторожно ответил я. — А сейчас он чем занимается?
— Отдел дедуктивного метода, — вздохнул Лестрейд. — Самый противоречивый отдел за всю историю УМКРы. Никто до конца не понимает, что именно он там постоянно исследует. Шерлок Холмс, к слову, единственный сотрудник этого отдела. Пару раз его пытались расформировать, но в последний раз когда Андерсон подал жалобу, Шерлок вызвал того на бой.
— Ничего себе, — сказал я. — И чем закончилось?
— А вы как думаете? — хмыкнул Грег.
— Действительно, — задумался я. — И всё же, Грег, почему свет клином сошелся на этом диване? Зачем он Шерлоку Холмсу?
— Работу он пишет. «Влияние возлежания на диване на умственные способности человека». Всё мечтает утереть нос Вильгельму Баскервильскому** своими разработками.
— А, — сказал я, как будто это многое проясняло. — А остальным он для чего?
Грег на секунду замешкался, затем поднялся, отряхнул брюки от осевшей на них пыли и заметил:
— Поздно уже. А у меня дел полно — как-никак на дежурстве.
— Что же это вы так? — спросил я. — На выходных ночью дежурите?
— Это у вас, людей, суббота. А у нас в организации — понедельник.
— Как это? — удивился я.
— А вот так. У нас понедельник начинается в субботу. — Грег усмехнулся. — Пойду я, пожалуй.
— Эй, погодите! — я вскочил с табуретки. — А диван, что диван?
— А диван ничего, — ответил инспектор. — Забудьте вы про него вообще. Одна сплошная, непроверенная мистика и никакой научной ценности. Глупости, в общем, и сплетни. Хорошей ночи, Джон. — Грегори Лестрейд еще раз пожал мне руку, щелкнул пальцами и без лишних церемоний дематериализовался прямо посреди комнаты.
Я вздохнул. Вся эта ситуация принимала всё более и более странные обороты. И ведь наверняка это не последние… гости на сегодня. Диван, судя по всему, пользовался популярностью. Откровенно говоря, я бы и сам сейчас не отказался. Но мне ничего не оставалось, кроме как принести из коридора метлу, кое-как убрать мусор и постелить себе на полу.
Я погасил свет, и в комнате наконец-то воцарилась благословенная темнота, но мне упорно не спалось. Мерещились смутные, на грани слышимости, звуки. Звяканье стеклянной посуды, чьи-то разговоры, смех. Потянуло бутербродами с колбасой и, почему-то, серой. Несмотря на серу, мой желудок заурчал. Я проворочался еще минут десять, после чего полез в рюкзак за телефоном — проверить время. Мобильный безмолвно взирал на меня черным экраном, и я приуныл. За окном по-прежнему было темно, а я понятия не имел, который час и сколько мне еще осталось мучиться. Хотелось, чтобы поскорее настало утро, и я мог, наконец, уйти и купить себе что-нибудь съестного. И вообще, убраться из этого сумасшедшего дома. Плевать на работу, которую предложил Майк, подыщу себе что-нибудь другое, не пропаду же, в конце концов.
…Еще через пятнадцать минут я окончательно понял, что не усну, встал, снова включил свет и принялся думать, чем бы себя занять. Ни одной розетки для того, чтобы зарядить телефон, я не нашел. Попробовал полистать книги — ничего не понял, они либо были написаны на других языках, либо содержали совершенно бессмысленный для меня набор слов.
От скуки даже заглянул в картотеку. На этот раз в тех же самых ящиках, где до того лежали файлы с именами преступников, значились совсем другие имена: Иегуди Менухин, Давид Ойстрах. Мне это ни о чем не говорило, и я наугад выдвинул еще несколько ящиков — Пабло Сарасате, Жак Тибо***. Так же ничего интересного.
Совсем расстроившись, я задвинул ящики и вернулся к своей постели, по пути рассеяно пнув лежащую поперек дороги подставку для зонтиков. Подставка откатилась к камину, громко лязгнув. Сразу же отчетливее запахло серой. Сова, стоящая на полу, расправила крылья и, взлетев на каминную полку, нахохлилась и завоняла. Похоже, из чучела совы она превратилась просто в сову, дохлую и очень, очень старую.
— На вашем месте я бы этого не делал, — произнес приятный мужской голос.
Я обреченно вздохнул. Голос доносился из зеркала.
— Здравствуйте, — обратился я к зеркалу. — Чего не делал, не ложился?
— Нет, — ответило зеркало. — Не применял физической силы к зонту.
— Но там же только подставка, — удивился я.
— А вы табличку читали? — поинтересовалось в ответ зеркало.
— Но ведь… А, ну конечно, — до меня наконец дошло. — Зонт-невидимка, да?
— Именно. — Я, разумеется, не видел, но по интонации было похоже, что зеркало поджало губы.
— А может, вы зайдете? — сказал я. — А то неудобно как-то…
— Благодарю вас. Так действительно гораздо удобнее.
Передо мной неторопливо возник высокий, бледноватый человек в идеально сидящем костюме и осведомился, с безупречно вежливым выражением лица:
— Надеюсь, я вам не помешал?
— Нет-нет, отнюдь, — откликнулся я и указал на табурет. — Присаживайтесь, пожалуйста. Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.
Человек сел напротив, изящно уложив руки на колени, и некоторое время разглядывал меня, слегка склонив голову к плечу. Я тоже на него смотрел, а потом не выдержал:
— Вы пришли по поводу дивана? Его уже, к сожалению, нет. Даже не знаю…
— Ах, бросьте! — он всплеснул руками. — Столько беспокойства из-за совершеннейшего вздора, ерунды, в которую никто даже толком не верит. Посудите сами, Джон, устраивать безумную слежку, поднять на ноги дикое количество сотрудников, проворачивать авантюры, беспокоить людей из-за, — не побоюсь показаться самонадеянным, — мифического Мерила Абсолютной Справедливости? Это же просто глупость, которой нет названия. Каждый логически мыслящий человек рассматривает диван как прекрасный, стабильно работающий транслятор реальности. Мобильность, правда, не является основным его достоинством, однако во всем остальном это превосходный рабочий инструмент. А все разговоры о Мериле Справедливости, которое якобы с точностью определяет, когда преступление оправдано, а когда должно быть наказано, когда оно является таковым, а когда преступление — всего лишь восстановление Высшей справедливости… Это сказки! Сказки, которыми развлекают маленьких детей, и явно не то, чем должны интересоваться образованные люди, научные сотрудники.
— Неужели? — сказал я.
— Именно, — подтвердил незнакомец. — А главное, что сей, с позволения сказать, тезис открыл некто Дойль, полумифический безумный ученый, чье существование за сто лет так и не смогли ни доказать, ни опровергнуть… Нет, я решительно отказываюсь говорить об этом диване!
— Как вам угодно, — согласился я. — Тогда могу я поинтересоваться, чем обязан вашему визиту?
— Откровенно говоря, этому есть две причины, — незнакомец вежливо улыбнулся. — Первая лежит у вас под ногами, и я, к сожалению, вынужден настаивать на изъятии этого предмета из хранилища. Он слишком беспокойно реагирует на изменения слоев реальности.
— Да ради Бога, — тут же откликнулся я. — Забирайте.
Он, не вставая с места, наклонился, а через мгновение в руках незнакомца уже обнаружился зонт, который он бережно положил себе на колени.
— Крайне трепетный прибор, — пояснил он. — Квантовые поля… трансгрессивные коридоры… очень хрупок… изменение полярности отражаемых элементов… Прошу прощения, — он словно опомнился. — О чем это я?
— О причинах, — я был само внимание.
— Ах, да, — незнакомец погладил ручку зонта. — Боюсь показаться нескромным, но я уже достаточно давно наблюдаю за данной ситуацией, чтобы испытать потребность вмешаться. Весь этот нездоровый ажиотаж, обострение ситуации в коллективе, нагнетание атмосферы… Крайне нежелательный ход событий. Дело в том, мистер Уотсон, что некто, не буду называть имен, тем более что это замечательный специалист, хоть и временами слишком… прямолинейный, уже не в первый раз посещает запасники музея для проведения несанкционированных исследований при помощи дивана. Однако, в последний раз он не углядел и несколько переусердствовал, что привело к сбитым настройкам, активизации полей некоторых хранящихся здесь артефактов и причинению вам ненужного беспокойства. А в таких случаях без нейтрализации оказанного влияния не обойтись, — он поднялся. — Раз мы всё выяснили, зонт, как инструмент далеко не безопасный, я забираю с собой, и сову, пожалуй, тоже. А сейчас, уважаемый мистер Уотсон, не смею больше вас задерживать. Вы наверняка утомились за сегодняшний день.
— Да ничуть! — я вскочил на ноги. — Постойте! Я столько всего хотел у вас спросить!..
Незнакомец мягко улыбнулся, подошел ко мне, коснулся груди ручкой зонта.
— Но вы и правда устали, Джон. Чрезвычайно устали и хотите спать, не так ли?
Я немедленно почувствовал, что да, устал, ужасно, можно сказать смертельно. Больше ничего не хотелось — ни говорить, ни смотреть. Спать только хотелось.
— Приятно было познакомиться, — услышал я напоследок, после чего еле добрался до своей постели на полу, накрылся тонким одеялом и тут же заснул.
***
Утром оказалось, что диван стоит на месте, а я лежу на полу, упираясь коленями в громоздкий пустой глиняный горшок, на котором кто-то корявым почерком нацарапал: «Ficus religiosa». Я не удивился. Вполне возможно, что мне это всё вообще приснилось, а постель я каким-то образом перестелил сам.
С тем же успехом, правда, можно было предположить, что ночные события происходили на самом деле — таблички никуда не делись, табуретки стояли там, где их вчера оставили, смычок висел на стене, а чучела совы нигде не было видно. Я вздохнул и стал собирать постель, думая, дожидаться мне Майка или уйти, не попрощавшись, когда в наружную дверь постучали:
— Миссис Хадсон! Миссис Хадсон? Открывайте!
Реакции не последовало, после чего залязгало, заскрипело, и голоса зазвучали ближе: «Куда подевалась?» — «Так слет же… На всё полнолуние» — «А это что у нас?» — «Это телефон». «Ах, какой экземпляр! А музей где?» — «Да не сюда! Нам в эту комнату, тут запасники».
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился человек весьма канцелярской, если можно так выразиться, наружности — невысокий, сутулый, с бегающими глазками и неровной, клокастой бородой.
— Та-а-ак, — сказал он.
Его резко подвинули плечом, и внутрь вошло еще несколько человек. Я тут же побежал к своим джинсам, но на меня никто не обратил внимания, кроме Майка Стэмфорда, который тоже был среди присутствующих. Также я заметил Грегори Лестрейда, с которым уже встречался ночью. Остальных — того самого, щуплого, и еще одного, плечистого и русоволосого, я не знал.
Все они столпились вокруг дивана и принялись бурно дискутировать.
— Этот диван? — спросил щуплый, хмурясь.
— Это вам диван, а мне — рабочий инструмент, — буркнул рослый.
— Вы мне это тут прекратите, Моран! — возопил щуплый. — У меня по документам это проходит как диван, мягкий полуторный, инвентарный номер 42. А от вашего таскания у него теперь обшивка порвалась, вот и считайте сами убытки.
— Ценность этого прибора, — процедил сквозь зубы рослый, — заключается далеко не в обшивке. Это уникальный лабораторный инструмент, трансформатор реальности!
— А у меня по бумагам, — не унимался щуплый. — Это диван, — и он должен находиться на складе, и точка. Знаю я, как вы с диванами работаете. Почему на рабочем инструменте пятна от мадеры? Снова с Мориарти полуночничали, да?
— Андерсон, полноте, — вмешался Майк. — Будет вам, из-за какого-то дивана, пусть даже и транслятора, такой шум разводить. На личности переходите, а это уже совсем ни к чему.
— Действительно, Андерсон, будет вам, — сказал Лестрейд. — К тому же, Майкрофт Холмс намекнул, что стоит все-таки выписать диван. Вы хотите, чтобы он попросил?
Щуплый сразу сник.
— Который?
— Оба.
— Я всего лишь слежу за тем, чтобы не было разбазаривания. Не позволю! Историческая ценность!.. Модель Адамса!**** Ручная работа.
— У вас нет выбора, — злорадно хмыкнул Моран. — И если ваших умственных способностей не хватает на то, чтобы понять всю мощь лабораторного прибора, то просьбам начальства вы вынуждены подчиняться.
— Я попрошу, — Андерсон побагровел лицом, — обойтись без этих вот намеков о моих умственных способностях! С меня и Шерлока Холмса достаточно, с его вечным хамством. Так, а вы кто такой будете? — он внезапно обернулся ко мне.
Я только открыл рот, чтобы ответить, как Андерсон перевел сверлящий взгляд с меня на сложенное постельное белье.
— Вы тут спали? — спросил он.
— Ну да, — ответил я.
— То есть, вы спали на диване? — его голос моментально приобрел стальную суровость. — Почему не в общежитии? Здесь вам не тут. Это музей, учреждение! Здесь не положено спать.
— Так это же наш новый медик, Джон Уотсон, — встрял Майк. — Его вчера еще не зачислили, вот и пришлось.
— И что, он теперь пропишется в музее, пока не зачислят?
— Уже всё, дорогой Андерсон, успокойтесь, — Майк похлопал его по плечу. — Я сегодня переговорил с Майкрофтом Холмсом лично, и он дал добро на зачисление нового сотрудника. Даже успел внести изменения в штатное расписание. Сказал, очень приятный молодой человек, дельный. Будет толк.
— А, ну раз дал добро, тогда конечно да… Тогда можно. — Выражение лица у Андерсона моментально смягчилось. — Раз такое дело, пойду составлю акт приема-передачи дивана. Вот в таком вот аксепте, — веско добавил он и ушел.
Все моментально расслабились, а Моран длинно выдохнул, скрестил руки на груди и процедил, прислонившись к дивану:
— Пинок-к-кио. Дуб дерево.
— Брось, — Майк посмотрел на него. — Решилось же.
— Если б не решилось, я бы опять его уволок, — с непоколебимой уверенностью ответил Моран.
Майк усмехнулся, покачал головой и обратился ко мне:
— Ну что, Джон, поехали обустраиваться?
— Погодите, — сказал я. — Я еще ни на что не соглашался.
— Ты это оставь, — сказал мне Майк. — Прекрасная работа, отличная просто. Высокая зарплата, общежитие, работа интересная, скучать точно не придется.
— И нам нужен медик, — добавил Лестрейд.
— Нам очень нужен медик. И не всякий, а способный.
Я задумался. За последние сутки я, кажется, вообще разучился удивляться, тем более — внезапным предложениям.
— Только без этих ваших мистических штучек, ладно? — попросил я.
— Надо же, догадывается, — хмыкнул Моран. — Точно толковый, подойдет.
— Майкрофт зря рекомендовать не будет, — усмехнулся Лестрейд.
— Который?
— Оба.
Они все почему-то засмеялись.
— А почему оба? — спросил я. — Их что, двое?
— Нет, — ответили мне. — Он у нас един в двух лицах.
— Это как? — не понял я.
— Сам сообразишь через несколько дней.
— Ну… Ладно. — Я действительно решил отложить этот вопрос на потом.
— Тогда пойдем в машину? — спросил Майк. — Бери свои вещи, и идем. Я подвезу.
— Эй! — сказал я. — Погодите. Как ваша организация хоть называется по-нормальному? Где я работать-то буду?
— УМКРА, — улыбнулся Лестрейд. — Университет Магической Криминалистики и Расследований Англии.
Я вспомнил табличку у дверей.
— А ББС?
— Британская Беломагическая Служба.
— О, — сказал я.
— Ага, — ответил Майк. — То-то же. Ну пойдем, пойдем. Сам всё увидишь.
И мы пошли. А потом я, конечно, увидел. Но это уже совсем другая история.
Примечания:
* Эта мелодия звучала в третьей серии второго сезона, сцена в Тауэрском хранилище.
** Вильгельм Баскервильский - персонаж романа Умберто Эко "Имя розы", совершенно очевидно списанный с Шерлока Холмса.
*** Всемирно известные скрипачи.
**** Диван Адамса действительно имеет место быть, и найти его можно в книге Дугласа Адамса "Автостопом по галактике"
@темы: John, Sherlock, Sherlock BBC, в запас