please do not be inconsistent i find it infuriating // keep calm, work hard and STOP MIMIMI !!!
Название: Гордость якудзы
Автор: H.J. Brues
Категория: слэш
Жанр: драма с элементами юмора и экшена
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: пытки, насилие.
Примечания: для японских имён и слов я использовала систему Поливанова, deal with it. Я не знаю, переведу ли до конца, и как часто, но постараюсь сие не бросить... хотя переводить испанку, пишущую на английском, оказалось внезапно непросто...
Краткое содержание: Когда «смотрящий» Сигурэ Мацунага встречает Кеннета Харриса на скучной вечеринке, он увлекается светловолосым гайдзином с разными глазами. Сигурэ нравится, что Кен не только превосходно знает японский язык, но и разбирается в местных нравах, и даже в национальных боевых искусствах. Умения Кена в области кендо не самое его поразительное качество, самое поразительное - это страсть, скрывающаяся за хрупкой внешностью и разжигающая в Сигурэ небывалое желание, каждая их встреча столь же взрывна как и их матчи.
Сигурэ - опасный человек с опасной работой. Он пытается сохранить перемирие с Дайто-каи - своими ненавистными врагами - но на улицах неспокойно, и угроза тем, кого он хочет защитить, возрастает. Он может утверждать, что любит своего гайдзина, но прежде, чем обеспечить Кену безопасность, Сигурэ должен разобраться с враждебностью своих людей, найти среди них шпиона и главное, победить самого коварного противника - собственную гордость.
![](http://www.elisarolle.com/rainbowawards/2011/YakuzaPridecv-reesedante.jpg)
Глава 1Глава 1.
Сигурэ Мацунага стоял перед большим зеркалом. Он чувствовал себя самозванцем, уличным бандитом в помятом смокинге, примеряющим личину уважаемого человека. Однако смокинг сидел на его фигуре слишком хорошо, что явно указывало на дороговизну и индивидуальный пошив, а вечеринка, на которую он собирался, была столь важна, что даже несколько человек из руководства полиции почтят её своим присутствием, чтобы в дружеской обстановке побеседовать с успешными бизнесменами, актёрами и политиками.
Сигурэ вздохнул. Он не мог не пойти на свадебный приём в честь дочери оябуна [1], хотя делать вид, что он свой среди кучки высокородных, кичащихся своим происхождением людей было очень сложно. Когда-то давно его подруга Ойонэ обучила его основам этикета, но до сих пор билась на тем, чтобы внушить ему любовь к бессмысленным разговорам, которые, кажется, были краеугольным камнем подобных мероприятий.
- Мацунага-сама, - позвал от двери его помощник Ацуси. - Машина готова.
Он кивнул и решительно отвернулся от своего отражения. Какой смысл в отрицании очевидного? Он являлся именно тем, о ком кричали грубые черты его лица, и дорогой одеждой никого не обмануть. Да и скрываться особого смысла не было: он подозревал, что босс потребовал его присутствия как раз для того, чтобы напомнить всем этим богатеньким карьеристам, на чьи именно деньги строились их карьеры, а то вдруг кто-то запамятовал на мгновение.
Прежде, чем выйти в генкан - прихожую, где стояли его туфли - он заглянул в комнату со своим последним приобретением. Как всегда простая красота акварели успокаивала, одинокий морской пейзаж придавал ему больше уверенности в себе, чем любые слова. Загадка, как, несмотря на своё воспитание, он умудрялся оценить тонкости в работах мастеров. Однако он мог, и это, как любила повторять Ойонэ, выделяло его среди преступного мира, который он крайне редко оставлял позади. А она уж точно разбиралась в этом вопросе, ведь её заведение обслуживало богатеев и влиятельных шишек, тех, кто всю жизнь купались в красоте и деньгах, и при этом полагались на арт-дилеров при выборе произведений искусства для своих коллекций, также как на мнение знаменитых художников по интерьеру при дизайне собственного дома.
Сигурэ покачал головой. Никто не смел указывать ему, как должен выглядеть его дом, какую ему носить одежду или чьи картины вешать на стены. Гости оябуна могли смотреть на него сверху вниз сколько угодно. Он знал своё место, и для рождённого в сточной яме оно было очень даже неплохим.
* * *
Кеннет Харрис подошёл к столу с закусками. Не стоило ему приходить. Его друг Рю настоял на его присутствии, утверждая, что ему нравится демонстрировать своего персонального гайдзина [2]. Однако, как и подозревал Кен, личный иностранец Рю среди сильных мира японского был всё равно что невидимка. Несколько вычурных ребят пытались казаться вежливыми, да и то лишь потому, что умение вести беседу на английском придавало им флёр модного нынче космополитизма. Остальные даже не прикидывались заинтересованными.
Кен вздохнул. Он уже привык. С его светлыми волосами, круглыми глазами и большим носом расти в Японии было нелегко. Он всегда был «тем уродским гайдзинским парнем» - идеальным мальчиком для битья. Забавно, что, когда его семья вернулась домой, он вновь оказался чужим среди своих и не очень поладил с новым сводом негласных правил, которых никто не потрудился ему объяснить. Его странные глаза выделяли его из толпы, с которой он стремился слиться. Со временем он обнаружил, что отличается и в других, менее приемлемых областях своей личной жизни. Останься он в Японии, никто бы даже внимания на это не обратил. Птица удачи предпочитала поворачиваться к нему задницей вне зависимости от того, в какой стране он находился.
И вот он снова в Японии, снова один в центре забитой людьми под завязку комнаты, которая была столь же богато украшена, сколь безобразна. Он никогда не мог понять, почему японцы так стремились отбросить традиционную красоту простого украшения интерьера ради любого куска дешёвого пластика. Они наверно думали, что дух модернизма таится в материалах, что можно смешать метал и цемент и получить западный шедевр.
Кен некоторое время рассматривал цветочные композиции. Они были милы той жёсткой гармонией, которая была очень далека от оригинального свободного духа икебаны. Он почти видел диаграммы, из которых они вылезли, но эй, он же гайдзин, он точно ничего не смыслит в вывертах японского искусства.
Чем бы действительно хотелось заняться в данный момент Кену, так это изучением окружающих его привлекательных лиц - единственной вещи, которую японцам было сложно извратить, несмотря на распространение среди молодёжи пластической хирургии. Но он знал, что здесь более, чем где-либо, наблюдение за людьми считалось грубым, так что ему пришлось довольствоваться взглядами украдкой.
Как бы аккуратен ни был Кен, в последний раз он получил в ответ недовольный хмурый взгляд. Вероятно, он опять пялился в упор, но ничего не мог с собой поделать: незнакомец действительно выделялся. Каждый мужчина на приёме был одет в дорогой смокинг, но у того, который привлёк внимание Кена, костюм дополнялся идеальным телом, а широкие плечи и сильные ноги придавали ему ауру физического присутствия, которой прочие были лишены.
Кен следил, как незнакомец легко перемещается по залу, несмотря на крепкое телосложение, и пришёл к выводу, что элегантная самодостаточность его движений стала результатом тренировок в каких-то боевых искусствах. А ещё он выглядел опасным, выражение его лица - неуместная для свадебной вечеринки боевая маска, а враждебный взгляд явно бросал вызов любому глупцу, осмелившемуся посмотреть ему в глаза. Кен глупцом не был, но его всегда тянуло к естественной красоте, он терялся в ней, где бы её ни находил. Рю говорил, что он «впадает в художественный транс». Однако не все столь терпеливо относились к его чудачествам как друг детства, о чём свидетельствовала пролёгшая между бровей незнакомца морщинка.
Кен отвернулся сразу же, как понял, что таращится, и сосредоточился на первом попавшемся объекте. Его сердце бешено заходилось в груди, пока он делал вид, что рассматривает уже подтаявшую ледяную скульптуру на ближайшем столе.
Господи. Как можно быть таким дураком? Не секрет, что хозяином вечеринки был глава влиятельного гуми, одной из местных бандитских группировок, а смотреть якудзе в глаза нельзя ни в коем случае, каким бы сногсшибательным он ни был. Уж кому как не Кену об этом знать, ведь многие деловые партнёры семьи Рю вышли из теневых отраслей японской экономики.
Но даже в такой момент, хоть он и переживал о возможных последствиях нарушения правил этикета, он увлёкся разглядыванием ледяной скульптуры. Его воображение уже представляло, как включить её кошмарное тающее уродство в визуальные композиции, чтобы позже использовать в своих иллюстрациях. Мда, его случай можно было считать клиническим.
* * *
Сигурэ осмотрелся, пряча скуку за убийственным взглядом. В каком-то смысле это работало - большая часть гостей держалась от него подальше, кроме тех, кто регулярно вёл с ним дела, как, например, молодой Нисимура Рю. Тот был настолько самоуверен, что Сигурэ казалось, парень уговорит маньяка с топором сдать любимое оружие в аренду. Теперь же, когда Рю скрылся в толпе, Сигурэ вновь был предоставлен самому себе.
Сборище было довольно разномастным, среди гостей Сигурэ приметил даже несколько гайдзинов, чьи светлые головы возвышались над океаном низкорослых брюнетов. Однако его глаза следили за той белокурой головой, которая принадлежала невысокому стройному парню, похожему на окружающих его японцев. А может, он и являлся японцем, одним из тех, кто ночи напролёт осветляли себе волосы. Точно Сигурэ сказать не мог, поскольку мужчина стоял к нему спиной.
Незнакомец был один и, как и Сигурэ, наблюдал за утомлённой жизнью публикой, держа в руке бокал, из которого он почти не пил. Внимание Сигурэ привлекло то, как именно чужие пальцы обхватывали стакан. Он привык оценивать противника по тому, как тот держал боккен - деревянный меч, занимавший место смертоносной катаны во время тренировок. Длинные пальцы мужчины использовали достаточно силы, чтобы удерживать вес стакана, и при этом были достаточно расслаблены, чтобы кисть легко двигалась. Будь его бокал мечом, блондин владел бы им мастерски.
Сейчас он разглядывал одну из безжизненных цветочных композиций. Стоило ему чуть повернуть голову, как Сигурэ тут же понял, что тот и вправду являлся иностранцем: форма носа выдавала западное происхождение. Он не был уродливым, по меркам гайдзинов такой нос считался утончённым, а Сигурэ всегда сначала тщательно рассматривал что-то перед тем, как определить это безобразным. Такая привычка была преимуществом при оценке произведений искусства. Поскольку он не знал имён знаменитых художников, он просто сосредотачивался на самой картине и на собственных условиях решал, нравится она ему или нет.
Когда иностранец повернулся к нему целиком, Сигурэ решил, что ему точно нравится это лицо. На самом деле оно было так привлекательно, что он почувствовал лёгкую дрожь предвкушения, которая всегда появлялась, только он находил нечто, чем хотел бы владеть. Или, скорее, должен был владеть. Красивые вещи неизменно пробуждали в нём неумолимый голод, и он не находил себе места, пока эти вещи не принадлежали ему без остатка.
Он любовался чертами лица молодого человека: высоким лбом в окружении нежных кудрей, прямыми линиями бровей, большими глазами, чувственными губами. Затем их глаза встретились, и Сигурэ нахмурился, увидев в них что-то тревожное. Могли ли они быть двух разных цветов? Такое вообще возможно? Может, блондин хотел шокировать окружающих и носил разные контактные линзы, но он производил впечатление скорее стеснительного человека - он быстро отвёл взгляд в сторону, как только заметил, что Сигурэ за ним наблюдает.
Якудза обдумывал свои дальнейшие действия. Он хотел подойти ближе и как следует рассмотреть эти глаза, но речь же шла о гайдзине. Как начать разговор? Сигурэ и двух слов по-английски связать не мог, а большинство иностранцев, которых он встречал, из японского знали только «hai» и «arigato».
Гайдзин стоял перед ледяной скульптурой чего-то, что несколько часов назад могло быть лебедем, но теперь выглядело как толстый шар текучей слизи с крыльями. Сигурэ нахмурился ещё сильнее. Отступать - как на него непохоже. Однако дело ведь не только в том, что мужчина был иностранцем. Если он находился на этом приёме, значит, он один из тех богатеньких детишек с высокой должностью в местном отделении заграничной компании, чьё место определялось дипломом престижного университета за пазухой и родительскими связями. Если это так, то их с Сигурэ разделяло нечто большее, чем языковой барьер.
Он едва не зарычал. Не стоял бы он в зале одного из самых дорогих отелей Японии, если бы часто колебался. С детства он всегда знал, чего хочет, и боролся изо всех сил, какой бы недостижимой ни казалась цель. Что ему терять? Вероятно, от одного взгляда на лицо Сигурэ гайдзина как ветром сдует и поминай как звали.
Сигурэ кивнул. Он даже не заметил, как окружающие подсознательно пытались убраться с его дороги, будто учуяв хищника. Он разглядывал худую фигуру перед собой, раздевая стройное тело глазами, пока подходил ближе. Когда они встали плечом к плечу, он понял, что иностранец чуть ниже его ростом, а его кудри светились как нимб.
Секунды текли, а Сигурэ пытался придумать, как начать разговор, ища в злополучной тающей птице вдохновение. Однако тут иностранец тихо заговорил, и услышал его только Сигурэ.
- Ниватори митай, айцу.
Сигурэ от удивления моргнул: молодой человек превосходно говорил по-японски. А затем до него дошёл смысл сказанного: «Эта штука похожа на курицу», - и Сигурэ рассмеялся. Он повернулся и обнаружил, что иностранец смотрит на него с робкой улыбкой на губах.
Сигурэ поклонился и представился:
- Меня зовут Мацунага Сигурэ.
Он с восторгом наблюдал, как гайдзин поклонился ему под тем же углом и ответил правильной формулировкой, даже добавив к своей фамилии лишнюю «у», чтобы произнести её на японский манер.
- Меня зовут Харрису Кен. Приятно познакомиться с вами, Мацунага-сан.
- Ваш японский очень хорош, Харрису-сан.
- Вы слишком добры. Я вырос в Японии, потому немного им владею. И пожалуйста, зовите меня Кен.
- Кен от Кендзи?
- Вообще-то от Кеннета, но друзья зовут меня Кенсин.
Сигурэ обратил внимание, что Кен не начинал предложения с отрицания, что было очень по-японски. Он довольно кивнул и спросил:
- В честь Уэсуги Кенсина [3]?
Кен замялся, и Сигурэ увидел, как на его щеках проступил лёгкий румянец при упоминании великого полководца древности.
- В честь Химуры Кенсина [4], - наконец ответил гайдзин. Сигурэ придал своему лицу непонимающее выражение, и Кен пояснил: - Знаете, рыжие волосы, жуткий шрам на щеке...
Сигурэ едва успел подавить смешок:
- Вы имеете в виду персонажа манги.
Он мог понять, почему Кену дали прозвище в честь яростного, но благородного ассассина: огненные волосы Кенсина говорили о его дьявольском умении во владении мечом, в то время как большие разноцветные глаза Кеннета придавали ему столь же неземной вид.
Эти глаза действительно были двух разных цветов - один коричневый, другой зелёный - но Сигурэ пришёл к выводу, что они делали красоту Кена исключительной, уникальной. Идеальная симметрия притупляла эстетическое наслаждение, именно контрасты резко подчёркивали любую мелочь, позволяя взгляду изучать каждую деталь, а лицо Кена было пейзажем, от которого Сигурэ не устанет никогда.
Якудза знал, что не остановится, пока эта красота не будет принадлежать ему, чего бы это ни стоило. И как всегда, только он принял решение, всё его беспокойство как рукой сняло. Он точно знал, чего хочет, и он будет за это бороться. Всё просто.
Глава 2Глава 2.
Кен заглянул в тёмные глаза Сигурэ. Они были полны озорства, однако в их глубине таилось нечто, чему Кен не мог подобрать имени, нечто одновременно привлекательное и опасное, даже голодное. На Кена никогда так не смотрели. Создавалось впечатление, будто Сигурэ пытается решить, какие именно части тела иностранца особенно нежны, чтобы вонзить в них зубы.
Он попытался сосредоточиться на разговоре.
- Мой друг Рю и я любили истории про Эдо. Мы сражались на синаях [5], выкрикивая диалоги из манги. Почему-то я всегда был Кенсином. Не спрашивайте почему.
Сигурэ улыбнулся:
- Возможно потому, что ваш друг всегда вам проигрывал?
Кен моргнул. Как Сигурэ догадался? Нет, он просто был вежлив или, может, шутил, ведь невозможно представить, чтобы гайдзин победил местного в бою на мечах. Прежде чем он успел ответить, Сигурэ спросил:
- Вы до сих пор занимаетесь фехтованием?
- Да. Обожаю это. Помогает сосредоточиться, когда мысли разбегаются.
Сигурэ наклонил голову и внимательно на него посмотрел. Кен почувствовал себя неуютно. Он не привык к таким взглядам. Конечно, его разноцветные глаза привлекали внимание, но все быстро отворачивались, будто увидели и любопытное, и отталкивающее увечье.
- И куда обычно устремляются ваши мысли, Кенсин-сан?
О Господи. Кен ничего не мог поделать, от слов Сигурэ его пробила дрожь. Его детское прозвище перекатывалось на языке японца как сочная закуска. Только самые близкие друзья звали его так, и оттого вопрос прозвучал как любовное касание пальцев к обнажённой коже.
Сигурэ явно заметил смущение Кена, и на мгновение его глаза потемнели, затем в них появилось волнение:
- Вы замёрзли, Кенсин-сан?
Боже, если он продолжит в том же духе, Кен загорится на месте. Уже сейчас жара его щёк хватило бы, чтобы растопить остатки ледяной скульптуры. Он очень надеялся, что смокинг сможет скрыть другую, менее приемлемую реакцию. Хоть японцы и не относились к гомосексуализму как противоестественному извращению, конкретно этому японцу может не понравиться, что у какого-то американца на него стоит.
- Это из-за птицы, - его голос звучал глухо даже для его собственных ушей. - У меня от неё мороз по коже.
Сигурэ усмехнулся, но что-то подсказывало Кену, что его попытка отшутиться с треском провалилась.
- Да, оно уже и на птицу-то не похоже. И с каждой минутой становится всё кошмарнее.
Кен успокоился от того, что японец поддержал его шутку, и понял, что восхищается предупредительностью, сквозящей в каждом слове Сигурэ. Тот был с иностранцем не просто вежлив, а бережлив, будто Кен был сделан из хрупкого заграничного материала, который сломается в его руках, если отнестись к нему недостаточно аккуратно. И чёрт побери, Кен бы многое отдал, чтобы в этих руках оказаться.
Он повернулся к скульптуре, чтобы спрятать рвущиеся наружу эмоции, и заметил, что та отрастила когти, а крылья остались единственным намёком на то, что это странное существо когда-то могло летать.
- Теперь оно напоминает гарпию.
- Что напоминает?
Чёрт. Ну вот опять. Теперь Сигурэ наверняка думает, что он умничает, хотя это не так. Просто Кен ничего не мог поделать с тем, какие ассоциации выуживает его сознание из личного банка изображений, собранного из самых нереальных источников. И такое случалось постоянно, хотя лучшим ответом ему становились непонимающие взгляды.
- Создание из мифов, просто уродливый монстр.
Сигурэ равнодушно спросил:
- На что он похож?
- На... - Кен запнулся. Он не очень-то дружил со словами. - На женщину с крыльями.
Сигурэ приподнял бровь, явно неверно истолковав его объяснения и ошибочно представив ангела. Кен поспешил добавить:
- В смысле, на монстра с когтями и всяким таким, но с женской головой и туловищем.
Теперь японец нахмурился. Кен недовольно заворчал. Хотелось бы ему просто нарисовать эту грёбаную штуку и показать Сигурэ. Стоило только подумать об этом, и он вспомнил о небольшом блокноте, с которым никогда не расставался: вдруг какая-нибудь идея посетит его голову в самом неподходящем месте?
Он вытащил блокнот с карандашом из внутреннего кармана смокинга и несколькими быстрыми движениями набросал грубый рисунок гарпии, как их изображали на самых жутких картинах, и потянул Сигурэ.
Японец взял блокнот как визитку с именем Кена, внимательно изучая каждую линию, словно та представляла оголённую сущность американца и требовала предельно уважительного отношения. Когда мужчина поднял взгляд, Кен увидел в тёмных глазах что-то новое. Он назвал бы это восхищением, если б не знал, насколько подобная мысль абсурдна.
- Вы художник, Кенсин-сан.
Сигурэ произнёс это будто непреложную истину, знакомую с детства. Так человек, зимним утром распахивающий окно, с тихим восторгом констатирует: «Снег пошёл».
Теперь слова Сигурэ не обжигали как близость открытого пламени, но обволакивали ласковым теплом пухового одеяла, накинутого на плечи. Кену захотелось прикрыть глаза и насладиться мгновением.
- Это всего-лишь набросок, - он надеялся прервать неловкий момент, но Сигурэ пошёл ещё дальше.
- Могу я забрать его?
Кен уставился на японца. Серьёзно? Он хотел оставить себе простенькую зарисовку с мерзким существом? Сигурэ удерживал его взгляд, значительный, как обширный инфаркт миокарда, и Кен сдался: он не мог разгадать его намерений.
- Разумеется, - Кен не смог скрыть своего недоумения.
Сигурэ просиял и вернул блокнот Кену, чтобы тот вырвал ему лист с наброском. Получив рисунок, японец благодарно поклонился.
- Аригато годзаймасу.
- Не за что, Мацунага-сан, - поклонился в ответ американец.
- Пожалуйста, зовите меня Сигурэ.
Кен хотел что-то сказать, когда услышал знакомый голос.
- Эй, Кенсин, я смотрю, ты познакомился с моим добрым другом Мацунага-саном!
Всеобъемлющее очарование Рю вызвало у Кена улыбку. Его друг всегда чувствовал себя в своей тарелке, невзирая на обстоятельства, и Кен завидовал этой лёгкости.
Сигурэ поклонился в знак приветствия, уголки его губ едва приподнялись, но когда он выпрямился, на него будто снизошло озарение, и он повернулся к Кену.
- Нисимура-сан и есть тот друг, которого вы побеждали в кендо? - откровенно спросил он.
Вот дерьмо. Конечно, Рю сразу же надулся.
- Зачем ты рассказал ему, какой я неуклюжий, Кенсин?
- Я... - Кен попытался как-то смягчить удар, но Сигурэ быстро пришёл ему на выручку.
- Он ничего мне не говорил, Нисимура-сан, но мы с вами знаем, что Баттосай [6] Кенсин никогда не проиграет таким, как мы.
Рю улыбнулся и обнял Кена за плечи:
- Мне точно. Я недотёпа. Но готов поспорить, что с вами ему будет сложно справиться, Мацунага-сан. Говорят, вы - современный Мусаси [7].
Сигурэ рассмеялся:
- Слухами земля полнится, и не стоит верить всему, что слышишь. Но я бы счёл за честь скрестить мечи с Кенсин-саном.
Кен улыбался, пока не заметил, что оба японца выжидательно на него смотрят. Разве они больше не говорили о литературном персонаже? Он непонимающе повернулся к Рю.
- Он бросает тебе вызов, бака, - Рю не потрудился назвать его придурком на языке, которого Сигурэ бы не понял, и продолжил разговор так, будто Кена вовсе не было рядом. - Он принимает ваше предложение, Мацунага-сан. Он живёт у меня, так что звоните в любое время, чтобы договориться о матче. А теперь, если вы не против, я должен ненадолго позаимствовать своего друга. Хочу впечатлить одну даму своим владением языком гайдзинов.
- Я обязательно позвоню, - Мацунага поклонился, и Кен едва успел поклониться в ответ прежде, чем Рю утащил его в сторону балкона. Они остановились, только когда вышли в сад.
- Кенсин, ты балда! - Рю перешёл на английский. - Ты хоть знаешь, с кем сейчас так мило беседовал?
Кен в замешательстве моргнул.
- С Мацунага Сигурэ?
- Ага, в паспорте у него так и написано, - фыркнул Рю. - Но знаешь ли ты, кто он, а точнее, чем занимается?
Кен смущённо замотал головой, и его друг ответил на собственный вопрос:
- Мацунага - второй по важности человек в Синайава-гуми, одной из самых влиятельных банд Токио. У них отделения по всей стране и даже на континенте.
Кен выругался, а Рю усмехнулся.
- Чёрт, Кенсин, я на мгновение выпустил тебя из поля зрения, как ты тут же свёл знакомство с якудзой, - Рю хмыкнул и погладил Кена по спине. - И даже умудрился рассмешить невозмутимого ублюдка. Видел бы ты лица его ребят. Бьюсь об заклад, они никогда раньше не слышали, как смеётся их босс.
- Его люди тоже здесь? - удивлённо спросил Кен.
- Конечно. Якудза любят заявляться на такие мероприятия в сопровождении своей свиты, как феодальные лорды, хотя я более чем уверен, что Мацунаге их защита не нужна. Говорят, он использует свой боккен не только для тренировок, а ты знаешь, как смертельно опасны могут быть эти мечи.
- Тогда какого чёрта ты принял его вызов от моего имени? - почти взвизгнул Кен. - Или это был акт вежливости?
Рю хитро усмехнулся:
- Я уже говорил тебе, что ты балда?
Кен уязвлёно закатил глаза.
- Да-да, я глупый гайдзин, так что говори по слогам и медленно.
- Кенсин, не злись. Мне просто нравится тебя дразнить.
Кен как всегда сдался. Злиться на Рю дольше двух ударов сердца было невозможно.
- Ты думаешь, что Мацунага забудет про матч?
- Совершенно точно нет, - ответил Рю. - Однако такой вызов нельзя не принять.
Кен с сомнением посмотрел на друга, и тот пустился в объяснения.
- Неважно, победишь ты или нет, но если якудза бросает тебе вызов, ты не можешь отказаться. Как в дуэлях в вестернах: даже если знаешь, что твой противник быстрее, ты должен стреляться, чтобы не лишиться уважения окружающих.
- Даже если умрёшь.
Рю пожал плечами.
- Для японцев честь дороже жизни, а якудза строго придерживаются традиций, хотя многие с виду приспособились к переменам.
- Ага.
Рю открыто рассмеялся.
- Не переживай. Мацунага никогда не причинит вреда ни одному моему другу. Вредно для бизнеса.
- Ну спасибо, успокоил.
- Ты же знаешь, что я бы никогда не подверг тебя опасности? - серьёзно спросил Рю.
Кен посмотрел на Рю, в очередной раз восхитившись его лицом: высокими скулами, чуть вздёрнутым носом, миндалевидными глазами с длинными ресницами, гладкой кожей. Рю был миловиден как девушка, о чём Кен предпочитал умалчивать. С другой стороны, у его друга никогда не было комплексов по поводу своей мужественности, чему способствовал его успех среди женщин.
- Я знаю, - наконец произнёс Кен.
Рю широко улыбнулся и игриво ударил его по плечу.
- Вот и хорошо. А теперь иди пообщайся с гостями, которые не входят ни в какую банду, окей?
- Окей, буду держаться подальше от бейсбольных фанатов, - с самым невинным видом согласился Кен.
- Придурок.
- Бака.
Обмен ругательствами на двух языках был их любимой забавой с самого детства. Разумеется, Рю собирался ответить, когда женский смех привлёк его внимание. Кен проследил за взглядом друга и увидел группу сплетничающих поблизости девушек. Он еле удержался, чтобы не закатить глаза.
- Иди к ним, Дон Жуан-сан.
Рю рассмеялся и, уходя, погрозил Кену пальцем. Кен кивнул, им не требовалось слов, чтобы передать волнение Рю за его благополучие. Так было всегда. Вероятно, его друг был единственным, кто в самом деле переживал за Кена, будь он гайдзином или нет.
* * *
Сигурэ вздохнул, когда увидел одного из своих людей курящим в холле.
Он ненавидел запах табака, потому что тот пробуждал в нём воспоминания, о которых он старался забыть. К примеру, повторяющуюся картину того, как его отец вытряхивал деньги из кошелька своей жены, чтобы купить сигарет, в результате его же и угробивших. Может, именно из-за того, что его отец был жалкой пародией на мужчину, для Сигурэ табак всегда ассоциировался со слабостью, какими бы крутыми ни пытались казаться курящие подростки.
Когда Сигурэ подошёл ближе, глаза парня расширились, и он быстро затушил сигарету о подошву.
- Чёрт, босс, простите.
Это был Киносукэ, самый молодой и смышлёный из его подчинённых. В их организации он далеко пойдёт. Он, конечно, был матершинником, но и чувство ответственности было ему не чуждо, что выгодно отличало его от современного поколения избалованных детишек, не мыслящих жизни без игровых приставок.
Сигурэ заулыбался. Сегодня он оказался среди мужчин, только выбравшихся из подросткового возраста, и в свои тридцать семь ощущал себя антиквариатом. Интересно, сколько лет Кенсину? Точно он с гайдзином определить не мог, но предполагал, что тот чуть старше двадцати. Может, больше, но любопытство в глазах американца придавало ему вид юный, едва ли не детский. Он смотрел на окружающий его странный мир с упоением. Вероятно, именно поэтому он так хорошо рисовал, движения карандаша по бумаге были решительны и напористы, хотя его облик говорил о застенчивости. Всё в нём кричало о скрытой страстной натуре, рвущейся на свободу. И Сигурэ горел желанием выцарапать настоящего Кенсина из-под груды защитных слоёв.
- Босс?
Киносукэ озабоченно взирал на него. О да, этот гайдзин успел превратиться в сумасшедшее наваждение, хотя с их встречи прошёл всего час.
- Наслаждаешься вечеринкой, Киносукэ-кун?
- Я бы наслаждался ею ещё больше, если б эти ёбаные ублюдки не смотрели на нас свысока.
Сигурэ кивнул:
- Они притворяются, что презирают нас, но их бы здесь вообще не было, если б они в нас не нуждались. Просто помни, кто хозяин вечера, и увидишь всё в другом свете.
- Вы чертовски правы, босс, - усмехнулся Киносукэ, и Сигурэ провёл по его плечу, проходя мимо.
Он отошёл на несколько шагов и добавил, не оборачиваясь:
- И хватит курить в холле как какой-то неотёсанный якудза.
Смех Киносукэ достиг его, когда он открывал дверь в туалет.
Глаза Сигурэ сразу же поймали склонившуюся над раковиной стройную фигуру. Он бы узнал это тело где угодно, даже не видя светлых, падающих вперёд коротких волос. Он вытащил из автомата бумажное полотенце и принёс Кенсину, который всё ещё его не заметил.
Американец поднял голову. Капли воды блестели на его белой коже, полные губы приоткрылись на выдохе, а круглые глаза встретились в зеркале с отражением Сигурэ и стали ещё больше от удивления. Японец давно не видел чего-то столь же сексуального, и решил действовать дерзко, чувствуя, что Кенсина надо чуть подтолкнуть в нужном направлении.
Сигурэ сделал шаг, приперев Кенсина к раковине, и приподнял лицо американца за подбородок. Якудза внимательно всматривался в эти странные глаза и заметил более чем обоснованный страх, а ещё, как и ожидалось, смесь любопытства и возбуждения, вместе породивших глубокое желание, взывающее к его животным инстинктам.
Увидев то, что хотел, японец бережно обвёл полотенцем каждую чёрточку чужого лица, Зрачки смотрящих на него глаз превратились в огромные голодные озёра. Вот так. Гайдзин был прекрасен и становился только прекраснее, когда давал себе волю, хотя Сигурэ подозревал, что лишь царапнул маску, за которой прятался Кенсин. Неважно. У него было всё время мира, чтобы добраться до его сути. Однако сейчас ему требовался аперитив, чтобы держать свою жажду в узде на протяжении тех боевых действий, которые без сомнения потребуются для завоевания эфемерной красоты Кенсина.
Сигурэ отбросил полотенце и положил свободную руку гайдзину на талию, направляя стройное тело к кабинкам за их спинами. Американец безропотно повернулся и позволил мужчине вести. Якудза набросился на него, как только за ними закрылась дверь.
Сигурэ жадно целовал Кенсина, всем телом беспощадно вжимаясь в гайдзина и наслаждаясь явным признаком возбуждения, прижимающимся к его бедру. Губы Кенсина открылись, впуская горячий язык, тихий стон удовольствия смешивался с их поцелуем, вынуждая якудзу заворчать и с нажимом провести ладонями по спине Кенсина до его зада. Он ещё ближе притянул к себе худое тело.
Кенсин обнял Сигурэ за шею и едва ли не забрался на якудзу верхом. Его юркий язык яростно сражался с языком Сигурэ, отчаянные звуки вырывались из бледного горла, словно этого было мало, словно он упадёт замертво на месте, если не получит желаемого.
Сигурэ отстранился и посмотрел на Кенсина, неудовлетворённое рычание американца вызвало у него широкую улыбку. Вот. Так-то лучше. Существо в его объятьях начало демонстрировать острые клыки, большие яркие глаза невозможных цветов затягивали, припухшие губы пытались поймать Сигурэ, сильные пальцы тащили вниз, чтобы съесть заживо.
Якудза встал поустойчивее и оторвал Кенсина от пола. Сексуальный гайдзин немедленно оплёл Сигурэ длинными ногами, низко застонав, когда их члены прижались друг другу. Сигурэ сходил с ума. Он впечатал стройную спину в запертую дверь и наклонился, кусая Кенсина за шею и вжимаясь в него. Кенсин вскрикнул от боли, но его бёдра двинулись навстречу, кровь собралась под тонкой кожей, образуя собственническую метку, первую из многих, которыми якудза намеревался покрыть всё тело Кенсина.
Мелькнувшая перед его глазами картина обнажённого торса заставила Сигурэ закусить губу, чтобы не кончить. Без толку, потому что в этот момент Кенсин наклонился и впился зубами в чувствительную мочку якудзы. Острая боль от укуса, движение чужого тела вдоль него, то, как мучительно сладко тёрлись друг о друга их члены, толкнули Сигурэ за край. Его судороги заставляли спину Кенсина снова и снова скользить по двери, поразительные глаза полностью сосредоточились на Сигурэ и впитывали каждую секунду бушующего в нём наслаждения.
Кажется, Кенсин специально ждал, пока он полностью успокоиться, прежде чем кончить самому, будто видеть, как Сигурэ растворяется в океане удовольствия, более важно, чем его собственный оргазм. Для якудзы это стало очередным доказательством того, что чувственно вздрагивающий в его руках гайдзин был поистине уникален. Тело Кенсина выгибалось от удовольствия, обнажая худое горло, его глаза были зажмурены, а зубы закусили нижнюю губу, удерживая стоны.
Когда Кенсин наконец замер у него на груди, Сигурэ его не отпустил. Погрузившись в чужое тепло, он ласково пощипывал губами его шею и вдыхал аромат нежной кожи. Американец не пользовался одеколоном, что Сигурэ всячески одобрял. Кенсин пах, как солёный влажный песок, чистый пот и страстный секс. Складывалось впечатление, что они занимались любовью на пустынном пляже, а не трахались в туалете шикарного отеля, не снимая одежды.
Ноги Кенсина соскользнули на пол, руки неохотно выпустили шею Сигурэ. К удивлению якудзы, американец достал чистый белый платок из нагрудного кармана и, опустив глаза, протянул ему. Боже, это было так мило, что японец не выдержал: он опять обнял Кенсина, тот яростно в него вцепился в ответ. Их члены, явно заинтересованные в повторении, опять начали твердеть.
Сигурэ глубоко вздохнул и аккуратно выпустил Кенсина из объятий. Тот всматривался в его глаза как перепуганный щенок.
- Кенсин-сан, - шепнул он, пригладив мягкие светлые кудри, - если я останусь ещё хоть на секунду, моё самообладание окончательно треснет, а это место не подходит для того, что я намереваюсь с тобой сделать.
Кенсин закрыл глаза и тихо заскулил, его реакция испытывала самоконтроль Сигурэ на прочность. Он рыкнул и отошёл.
- Вот, - он предложил американцу свой платок и усмехнулся. - Теперь у нас есть лишний повод для встречи. Этот платок - семейное наследие, и мне точно нужно будет его забрать.
Кенсин просиял.
- Разумеется, Мацунага-сан. Я отдам его, как только смогу.
- Замечательно. И пожалуйста, зови меня Сигурэ.
Кенсин отодвинулся, насколько позволяло крайне ограниченное пространство, чтобы позволить якудзе выйти. Когда японец уже дошёл до выхода из туалета, американец поклонился.
- Сигурэ-сан.
Сигурэ очень захотелось вернуться и сгрести Кенсина в охапку, но им и так несказанно повезло, что никто пока не вошёл в туалет. Он не мог рисковать и выставлять напоказ свои вкусы на приёме оябуна.
Он резко поклонился и быстро вышел, не остановившись даже для того, чтобы вытереть нижнее бельё. Он найдёт другой туалет. Он больше ни минуты не выдержит рядом с Кенсином, не прикасаясь к нему.
Глава 3Глава 3.
Кен рассматривал нарисованного мужчину. Предполагалось, что это был вор из истории, которую он сейчас иллюстрировал, но он выглядел подозрительно похожим на некоего якудзу, и Кену становилось неуютно.
Он хихикнул. А почему бы не оставить как есть? Пусть грабитель выглядит мрачным и жестоким, и в то же время притягательным настолько, что ребёнок из рассказа не сможет держаться от него подальше. Ведь в том и смысл: показать, что внешность обманчива, негодяй на поверку может оказаться добряком, а милый малый, живущий по соседству, и палец о палец ради тебя не ударит. Ага, вот, собственно, главная проблема детских книг: они так нравятся, потому что не имеют ничего общего с реальностью.
Кен вздохнул. Он не мог выкинуть Сигурэ из головы. Каждый раз, когда он вспоминал, чем они занимались в туалете отеля, смущение в мгновение ока уступало место похоти. Боже, как же японец целовался, как его большие руки обнимали Кена. Это был его лучший секс за последнее время, а ведь они даже не раздевались, только тёрлись друг о друга в кабинке туалета.
Кен снова вздохнул. Какая разница? Он получил удовольствие, а Рю покинул тот приём с двумя очаровательными девушками, так что Кену даже не пришлось скрывать очевидные признаки произошедшего между ним и Сигурэ. След от укуса на шее дал ему повод приодеться в готическом стиле, включая очень функциональный широкий ошейник. Так что всё было замечательно. Если не считать, что он вздрагивал от каждого сигнала телефона Рю, будто Сигурэ вот-вот позвонит, чтобы договориться об обещанном матче.
С той вечеринки прошла уже неделя, вероятно, якудза забыл об их договорённости или, скорее всего, воспринял всё как шутку. Что ж, его проблемы.
- Какую страшную моську ты сейчас состроил.
Кен чуть не подпрыгнул до потолка.
- Господи, не подкрадывайся ко мне так.
Рю хмыкнул, подошёл ближе и потрогал стоящие колючками волосы Кена. Несмотря на то, что след на его шее почти пропал, он всё равно одевался как гот. Локальный бунт в его собственном стиле. И он повторял про себя, что Сигурэ даже внимания бы не обратил на него, если б увидел сейчас: в чёрных, облегающих как вторая кожа штанах, рваной футболке, чёрном шнурованном ошейнике, опутывающих его тонкие запястья шипованных браслетах. Чёрная подводка придавала его глазам ещё более странный вид, чем обычно.
- Мне нравится, как ты выглядишь, Кенсин. Тебе не нужны ни грим, ни контактные линзы.
Кен фыркнул:
- О да, у меня кожа гейши и глаза Мерлина Менсона.
Рю проигнорировал его и достал телефон. Как любой правильный японец, его друг ходил с самой последней моделью и не брезговал использовать встроенную камеру в самые неподходящие моменты.
- Сделай-ка снова то жуткое личико, - приказал Рю и направил на Кена сотовый.
- Без проблем, - ответил тот. Ему всего лишь надо было подумать, что Сигурэ никогда не позвонит, и его лицо приобретало готически устрашающее выражение.
- Супер, Кенсин, продолжай в том же духе, - японец с радостью сделал ещё пару кадров.
- Да ладно, Рю, перестань. Ты меня слепишь вспышкой.
Тут из телефона раздались первые нотки какой-то попсовой песни, и его друг на родном языке ответил:
- Моси моси.
Кен покачал головой и вернулся к изучению лежащего на столе наброска. Голос друга стал приятным белым шумом, японские слова окружали уютом, как когда-то в детстве. Он понимал, что говорил Рю, но не придавал этому значения и просто позволил знакомым звукам захватить свой разум и принести ему умиротворение, пока Рю не произнёс определённое имя.
- Конечно, Мацунага-сан, - друг ехидно улыбнулся от вида растерянности на лице Кенсина. – Хотя вы могли бы передумать, если бы увидели его сейчас.
Кен пригрозил Рю пальцем, но слишком поздно понял, что так лишь подстегнул того к действиям.
- Погодите. Вы можете его увидеть.
Кен вскочил и потянулся за телефоном, но пальцы друга уже яростно нажимали на кнопки, пока тот уворачивался.
- Не смей! – шепнул Кен, но коварный приятель продемонстрировал мигающее на экране слово «отправка».
Кен спрятал лицо в ладонях, дивясь силе своего стыда. Ему нравилось радикально менять внешность, ходить в чужих личинах день-два, будто он оборотень с расстройством личности, однако по какой-то причине он не хотел, чтобы Сигурэ знал об этом. Он чувствовал себя обманщиком.
- Ага, я передам ему трубку.
Рю с хитрой усмешкой протянул ему телефон. Кен вздохнул. Как только он поднёс сотовый к уху, с другого конца раздался серьёзный голос Сигурэ.
- Кенсин-сан?
Похоже, он будет вздрагивать каждый раз, когда якудза будет звать его по прозвищу.
- Это я, Мацунага-сан.
- Сигурэ, помнишь? – он не стал дожидаться ответа Кена. – Прости, что оставил след там, где все могут его увидеть. Отныне буду аккуратнее.
Кен моргнул. Сигурэ угадал причину его косплея? И он сейчас сказал, что будет аккуратнее «отныне»?
- Всё в порядке, Сигурэ-сан, - хрипло сказал он.
- Твой друг согласился подвезти тебя в пятницу. Это удобно?
- Да. Идеально.
- Хорошо. Только не одевайся, как сейчас, - Кен почувствовал, что краснеет. Разумеется, консервативному якудзе неприятен накрашенный парень, обвешанный украшениями. Ему было так стыдно, что он едва не пропустил мимо ушей следующие слова Сигурэ, когда тот тихо прошептал. – Ты выглядишь настолько аппетитно, что тебя хочется съесть, а я не горю желанием отчитывать своих подчинённых за то, что они пожирают тебя глазами. Увидимся, Кенсин-сан.
Телефон так бы и прирос к уху Кена, если б Рю, хихикая, его не забрал.
- Не удивляйся. Я же говорил: якудза слов на ветер не бросают.
- Куда ты меня повезёшь в пятницу?
- Он имел в виду свой дом Сэтагайа, - Рю широко улыбнулся. – Тебе там понравится. Он живёт в одном из старых клановых домов с невероятным садом, окружённом толстой стеной с древними воротами.
Кен не мог скрыть удивления.
- Как подобное возможно в этом тесном городе? Семейное поместье?
Рю хмыкнул. Чтобы у якудзы была семья, от которой можно такое унаследовать? Ага, нонсенс. Кен знал, что большая часть бандитов происходила из низших слоёв японского общества, но учитывая, что цены на землю всё время росли, если кто-то получал столько квадратных метров, то сносилась любая древняя постройка, и возводилось высокое жилое здание, приносящее владельцу неплохую прибыль.
- Видимо, Мацунага убедил своего оябуна – главу клана Синайава – оставить дом как тренировочную площадку для новичков. Там постоянно проживает некоторое количество работников их организации, которые занимаются всякой домашней работой, пока осваивают азы, как было в прежние времена.
- Вау.
Кен представил традиционный японский дом с красивым садом, суровых мужчин в простых хлопковых юкатах, вручную полирующих деревянные полы, носящих дрова для общей ванны или тренирующихся в додзё [8].
- Кенсин, и не надейся, - голос приятеля вернул его обратно на землю. – Им не понравится, если ты примешься рисовать, едва переступив порог.
Рю знал его как облупленного. Кен зарделся и попытался перевести тему.
- Ты часто там бывал?
- Только однажды. Якудза недоверчивы, так что будь благодарен, что тебе позволят попасть туда без предварительной проверки. Не думаю, что до тебя хоть один гайдзин входил в их дом.
- Это из-за того, что я твой друг, Рю. Похоже, Мацунага тебе доверяет.
Рю мотнул головой.
- Дело не только в этом. Он доверяет тебе по какой-то причине. Тот факт, что ты мой друг, лишь гарантирует твою безопасность, пока ты гостишь у них.
- Звучит не очень обнадёживающе, знаешь ли.
Рю серьёзно посмотрел на него.
- Я бы не пустил тебя, если бы думал, что это рискованно, но я хочу, чтобы рядом с его ребятами ты был осторожен. Просто следи за собой, Кенсин, большего я не прошу.
Кен сжал руку друга.
- Спасибо за беспокойство, Рю. Обещаю вести себя прилично.
- Звучит не очень обнадёживающе, знаешь ли, - передразнил его Рю.
- Ну, спасибо большое, что веришь в меня, - надулся Кен, а Рю открыто рассмеялся.
- Что я могу сказать? Ты либо витаешь в облаках, либо очень занят тем, что рисуешь увиденное там. Третьего не дано.
Кен игриво толкнул друга.
- Да перестань. Всё не так плохо.
- Разве? Забыл, как мы когда-то вдвоём вышли в одну и ту же школу, а пришли в разные? Причём ты оказался не в той, где мы учились.
Кен старался не захохотать.
- Не моя вина, что из-за соседской девчонки ты забыл, что мы шли вместе.
- Но я хотя бы дошёл! Ты же приземлился в старшей Сиоран, - усмехнулся Рю. – Даже за парту в классе сел. Чёрт, Кенсин, ты не заметил, что там не было девушек?
Кен пожал плечами:
- Я просто подумал, что в то утро больше моих одноклассников были в моём вкусе.
Рю покачал головой.
- Ты ненормальный.
- Нет. Я гей.
Японец засмеялся, приобняв Кена за плечи и притянув к себе.
- Точно, ты же мой гей-дзин.
Кен хмыкнул, оперевшись на друга. Рю действительно взял его под крыло с их первой встречи. По какой-то невообразимой причине, он всегда хотел, чтобы Кен стал его личным гайдзином. Кен посмотрел в его смеющиеся узкие глаза и задумался, почему так никогда и не влюбился в этого великолепного представителя мужской половины японской части человечества. Вероятно, Рю был ему близок как брат, и он не мог воспринимать друга никак иначе. Это спасло его от болезненного разочарования. Повезло.
- О чём думаешь? – Рю сжал его плечо.
Кен покрылся румянцем и неловко рассмеялся. Рю приподнял брови.
- Пытаешься со мной изобразить классическую японскую застенчивость? Жаль расстраивать тебя, чувак, но ты даже не азиат.
- Ну, я родился на восточном побережье, для тебя это Дальний восток, знаешь ли.
Рю закатил глаза, однако затем тяжело посмотрел на Кена и пару секунд сверлил его взглядом.
- Беспокоишься за матч?
Кен задумался. Его не волновало, что они с Сигурэ скрестят мечи, даже если он проиграет, а так, скорее всего, и будет. Его волновала сама встреча, однако Рю он этого говорить не хотел, хотя бы пока не будет уверен в том, что происходит между ним и якудзой – или не происходит, что опять же более верно.
- Не похоже, - вынес он вердикт.
- Всё пройдёт как по маслу, Кенсин. Ты очень хорош в кендо, даже невероятен.
- Ты мне больше нравишься, когда вежливо мне льстишь.
Рю рассмеялся.
- Ты меня прекрасно понял. Ты такой рассеянный, что удивительно, каким сосредоточенным становишься с мечом в руках.
- Я сосредоточен, когда рисую.
- Ага. Проблема в том, что ты рисуешь, даже когда у тебя в пальцах ничего нет.
Кен равнодушно пожал плечами, но его друг был прав. Он настолько глубоко терялся в собственной голове, что было даже жутко. Он привык использовать близорукость как оправдание, когда врезался в вещи или, что смущало ещё больше, людей. Само собой, зрение у него было отличное, но об этом никому знать было не обязательно.
- Это довольно мило, - Рю крепче его обнял. – Я бы не променял тебя ни на какого другого гайдзина.
Кен хитро улыбнулся.
- Никакой другой гайдзин не уместился бы на твоём детском гостевом футоне.
- Эй! Ты заметил размеры этого кондоминиума? Я не могу купить большие футоны.
Кен подавил смешок. Жильё Рю было его больной темой. Его друга раздражало, что он вынужден ютиться в маленьком кондо, хотя его семья владела строительной компанией. Его отец настоял, что сыну стоит начать с низкой должности и ознакомиться с работой фирмы со всех сторон, прежде чем взять бразды правления в свои руки. Так что пока он был всего лишь ещё одним служащим, хотя квартира, на которую он столько жаловался, была намного лучше – и чуть больше – чем те, на которые могли рассчитывать прочие сотрудники, занимавшие такие же должности.
- Всё в порядке. Я всегда сплю, свернувшись калачиком.
Рю дал ему подзатыльник, но уголки его губ изогнулись в улыбке.
- Давай, большой гайдзин, пойдём прогуляемся.
- Хорошо. Эти стены давят на меня и вызывают клаустрофобию.
Кен вышел за дверь, не дожидаясь ответа. Он рассмеялся, когда его догнало громкое «кусо гайдзин».
------------------------------------
Примечания[1] Примерно структура любого клана якудза (гокудо) выглядит так:
оябун (оя - отец, бун - приёмный) или кумитё (куми - группа, тё - глава) - глава клана или синдиката, который не работает непосредственно с исполнителями, а только с лейтенантами и старшими членами семьи.
сайко-комон - старший консультант, администратор, занимается наймом новых людей и бухгалтерией.
камбу - его зона ответственности - арсенал и боеприпасы.
со-хонбутё - начальник штаба, занимается боевой подготовкой членов клана и крупными боевыми операциями.
вакагасира - заместитель главы клана, «старший лейтенант», региональный босс, управляющий несколькими группировками, который раздаёт задания и следит за их выполнением, а позже отчитывается кумитё или камбу.
сятэйгасира - глава одной из группировок, «младший лейтенант».
[2] гайдзин (гай - вне, дзин - человек) - иностранец, пришелец. У слова есть полная форма гайкокудзин - «человек из другой страны». Считается, что слово «гайдзин» не является ругательством или оскорблением, а уж японцы вообще искренне говорят, что в их стране нет такой проблемы как дискриминация. Однако к употреблению в теле- и радио- эфирах «гайдзин» не рекомендован.
[3] Уэсуги Кенсин - знаменитый военный феодал середины и второй половины 16 века, благородный (если верить его противникам) полководец и стратег. Имя «Уэсуги Кенсин» принял после того, как стал буддийским монахом, что не помешало ему продолжать военные действия, причём довольно успешные.
[4] Химура Кенсин - главный герой манги и аниме «Самурай Икс» (Rurouni Kenshin), имеет рыжие волосы и крестообразный шрам на левой щеке. Гениальный мечник с невообразимого размера... талантом в фехтовании. Очень популярен в Японии.
[5] Разговор идёт о японском фехтовании кендо и использующихся тренировочных мечах. Всего их пять:
синай («бамбуковый меч») - используется для тренировок и во время соревнований, выглядит как четыре бамбуковые полосы, скреплённые кожаными полосами, которые расширяются к гарде.
боккэн (бокуто, «деревянный меч») - макет реального оружия, сделанный из плотных пород дерева (дуб, бук и прочие) и пропитанный смолой или лаком. Им действительно можно убить, чем часто занимался Миямото Мусаси, и японцы относятся к боккэну как с настоящему оружию.
субурито - макет боккэна для отработки контроля над движениями и укрепления мышц, отличается весом и длиной (от тяжелее и длиннее боккэна). Новичкам его не рекомендуют.
Иайто - тренировочный меч для иайто, делается из алюминия и цинка. Для боёв не подходит совсем, только для упражнений.
Танрэн бо - по сути представляет собой деревянное бревно с рукоятью, используется для тренировок хвата. Его вес и размер зависит только от силы того, кому он принадлежит.
[6] Баттосай - мечник, использующий баттодзюцу - особую технику обнажения меча, когда вынимание меча из ножен уже удар. В иайто действует схема «вытащить меч - нанести быстрый удар/несколько ударов - убрать меч», в баттодзюцу - «вытащить меч - нанести несколько быстрых ударов».
[7] Имеется в виду Миямото Мусаси - ронин, один из самых известных мечников Японии 17 века. Прославился в том числе тем, что использовал боккэн как боевое оружие, а также основал школу боя двумя мечами - длинным и коротким. Слава к его образу пришла после 1930-го года, когда популярный японский автор Эйдзи Ёсикава написал о нём роман.
[8] додзё изначально были залом для медитаций и духовного саморазвития, но когда боевые искусства в Японии стали частью этого саморазвития, они стали ещё и залом для тренировок, матчей и состязаний. Существует огромное количество правил, как можно и как нельзя вести себя в додзё (к примеру, нельзя лежать, нельзя входить в верхней одежде или головном уборе, нельзя сидеть, вытянув ноги), при этом правила ещё и варьируются в зависимости от того, какие именно боевые искусства практикуются в додзё.
Автор: H.J. Brues
Категория: слэш
Жанр: драма с элементами юмора и экшена
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: пытки, насилие.
Примечания: для японских имён и слов я использовала систему Поливанова, deal with it. Я не знаю, переведу ли до конца, и как часто, но постараюсь сие не бросить... хотя переводить испанку, пишущую на английском, оказалось внезапно непросто...
Краткое содержание: Когда «смотрящий» Сигурэ Мацунага встречает Кеннета Харриса на скучной вечеринке, он увлекается светловолосым гайдзином с разными глазами. Сигурэ нравится, что Кен не только превосходно знает японский язык, но и разбирается в местных нравах, и даже в национальных боевых искусствах. Умения Кена в области кендо не самое его поразительное качество, самое поразительное - это страсть, скрывающаяся за хрупкой внешностью и разжигающая в Сигурэ небывалое желание, каждая их встреча столь же взрывна как и их матчи.
Сигурэ - опасный человек с опасной работой. Он пытается сохранить перемирие с Дайто-каи - своими ненавистными врагами - но на улицах неспокойно, и угроза тем, кого он хочет защитить, возрастает. Он может утверждать, что любит своего гайдзина, но прежде, чем обеспечить Кену безопасность, Сигурэ должен разобраться с враждебностью своих людей, найти среди них шпиона и главное, победить самого коварного противника - собственную гордость.
![](http://www.elisarolle.com/rainbowawards/2011/YakuzaPridecv-reesedante.jpg)
Глава 1Глава 1.
Сигурэ Мацунага стоял перед большим зеркалом. Он чувствовал себя самозванцем, уличным бандитом в помятом смокинге, примеряющим личину уважаемого человека. Однако смокинг сидел на его фигуре слишком хорошо, что явно указывало на дороговизну и индивидуальный пошив, а вечеринка, на которую он собирался, была столь важна, что даже несколько человек из руководства полиции почтят её своим присутствием, чтобы в дружеской обстановке побеседовать с успешными бизнесменами, актёрами и политиками.
Сигурэ вздохнул. Он не мог не пойти на свадебный приём в честь дочери оябуна [1], хотя делать вид, что он свой среди кучки высокородных, кичащихся своим происхождением людей было очень сложно. Когда-то давно его подруга Ойонэ обучила его основам этикета, но до сих пор билась на тем, чтобы внушить ему любовь к бессмысленным разговорам, которые, кажется, были краеугольным камнем подобных мероприятий.
- Мацунага-сама, - позвал от двери его помощник Ацуси. - Машина готова.
Он кивнул и решительно отвернулся от своего отражения. Какой смысл в отрицании очевидного? Он являлся именно тем, о ком кричали грубые черты его лица, и дорогой одеждой никого не обмануть. Да и скрываться особого смысла не было: он подозревал, что босс потребовал его присутствия как раз для того, чтобы напомнить всем этим богатеньким карьеристам, на чьи именно деньги строились их карьеры, а то вдруг кто-то запамятовал на мгновение.
Прежде, чем выйти в генкан - прихожую, где стояли его туфли - он заглянул в комнату со своим последним приобретением. Как всегда простая красота акварели успокаивала, одинокий морской пейзаж придавал ему больше уверенности в себе, чем любые слова. Загадка, как, несмотря на своё воспитание, он умудрялся оценить тонкости в работах мастеров. Однако он мог, и это, как любила повторять Ойонэ, выделяло его среди преступного мира, который он крайне редко оставлял позади. А она уж точно разбиралась в этом вопросе, ведь её заведение обслуживало богатеев и влиятельных шишек, тех, кто всю жизнь купались в красоте и деньгах, и при этом полагались на арт-дилеров при выборе произведений искусства для своих коллекций, также как на мнение знаменитых художников по интерьеру при дизайне собственного дома.
Сигурэ покачал головой. Никто не смел указывать ему, как должен выглядеть его дом, какую ему носить одежду или чьи картины вешать на стены. Гости оябуна могли смотреть на него сверху вниз сколько угодно. Он знал своё место, и для рождённого в сточной яме оно было очень даже неплохим.
* * *
Кеннет Харрис подошёл к столу с закусками. Не стоило ему приходить. Его друг Рю настоял на его присутствии, утверждая, что ему нравится демонстрировать своего персонального гайдзина [2]. Однако, как и подозревал Кен, личный иностранец Рю среди сильных мира японского был всё равно что невидимка. Несколько вычурных ребят пытались казаться вежливыми, да и то лишь потому, что умение вести беседу на английском придавало им флёр модного нынче космополитизма. Остальные даже не прикидывались заинтересованными.
Кен вздохнул. Он уже привык. С его светлыми волосами, круглыми глазами и большим носом расти в Японии было нелегко. Он всегда был «тем уродским гайдзинским парнем» - идеальным мальчиком для битья. Забавно, что, когда его семья вернулась домой, он вновь оказался чужим среди своих и не очень поладил с новым сводом негласных правил, которых никто не потрудился ему объяснить. Его странные глаза выделяли его из толпы, с которой он стремился слиться. Со временем он обнаружил, что отличается и в других, менее приемлемых областях своей личной жизни. Останься он в Японии, никто бы даже внимания на это не обратил. Птица удачи предпочитала поворачиваться к нему задницей вне зависимости от того, в какой стране он находился.
И вот он снова в Японии, снова один в центре забитой людьми под завязку комнаты, которая была столь же богато украшена, сколь безобразна. Он никогда не мог понять, почему японцы так стремились отбросить традиционную красоту простого украшения интерьера ради любого куска дешёвого пластика. Они наверно думали, что дух модернизма таится в материалах, что можно смешать метал и цемент и получить западный шедевр.
Кен некоторое время рассматривал цветочные композиции. Они были милы той жёсткой гармонией, которая была очень далека от оригинального свободного духа икебаны. Он почти видел диаграммы, из которых они вылезли, но эй, он же гайдзин, он точно ничего не смыслит в вывертах японского искусства.
Чем бы действительно хотелось заняться в данный момент Кену, так это изучением окружающих его привлекательных лиц - единственной вещи, которую японцам было сложно извратить, несмотря на распространение среди молодёжи пластической хирургии. Но он знал, что здесь более, чем где-либо, наблюдение за людьми считалось грубым, так что ему пришлось довольствоваться взглядами украдкой.
Как бы аккуратен ни был Кен, в последний раз он получил в ответ недовольный хмурый взгляд. Вероятно, он опять пялился в упор, но ничего не мог с собой поделать: незнакомец действительно выделялся. Каждый мужчина на приёме был одет в дорогой смокинг, но у того, который привлёк внимание Кена, костюм дополнялся идеальным телом, а широкие плечи и сильные ноги придавали ему ауру физического присутствия, которой прочие были лишены.
Кен следил, как незнакомец легко перемещается по залу, несмотря на крепкое телосложение, и пришёл к выводу, что элегантная самодостаточность его движений стала результатом тренировок в каких-то боевых искусствах. А ещё он выглядел опасным, выражение его лица - неуместная для свадебной вечеринки боевая маска, а враждебный взгляд явно бросал вызов любому глупцу, осмелившемуся посмотреть ему в глаза. Кен глупцом не был, но его всегда тянуло к естественной красоте, он терялся в ней, где бы её ни находил. Рю говорил, что он «впадает в художественный транс». Однако не все столь терпеливо относились к его чудачествам как друг детства, о чём свидетельствовала пролёгшая между бровей незнакомца морщинка.
Кен отвернулся сразу же, как понял, что таращится, и сосредоточился на первом попавшемся объекте. Его сердце бешено заходилось в груди, пока он делал вид, что рассматривает уже подтаявшую ледяную скульптуру на ближайшем столе.
Господи. Как можно быть таким дураком? Не секрет, что хозяином вечеринки был глава влиятельного гуми, одной из местных бандитских группировок, а смотреть якудзе в глаза нельзя ни в коем случае, каким бы сногсшибательным он ни был. Уж кому как не Кену об этом знать, ведь многие деловые партнёры семьи Рю вышли из теневых отраслей японской экономики.
Но даже в такой момент, хоть он и переживал о возможных последствиях нарушения правил этикета, он увлёкся разглядыванием ледяной скульптуры. Его воображение уже представляло, как включить её кошмарное тающее уродство в визуальные композиции, чтобы позже использовать в своих иллюстрациях. Мда, его случай можно было считать клиническим.
* * *
Сигурэ осмотрелся, пряча скуку за убийственным взглядом. В каком-то смысле это работало - большая часть гостей держалась от него подальше, кроме тех, кто регулярно вёл с ним дела, как, например, молодой Нисимура Рю. Тот был настолько самоуверен, что Сигурэ казалось, парень уговорит маньяка с топором сдать любимое оружие в аренду. Теперь же, когда Рю скрылся в толпе, Сигурэ вновь был предоставлен самому себе.
Сборище было довольно разномастным, среди гостей Сигурэ приметил даже несколько гайдзинов, чьи светлые головы возвышались над океаном низкорослых брюнетов. Однако его глаза следили за той белокурой головой, которая принадлежала невысокому стройному парню, похожему на окружающих его японцев. А может, он и являлся японцем, одним из тех, кто ночи напролёт осветляли себе волосы. Точно Сигурэ сказать не мог, поскольку мужчина стоял к нему спиной.
Незнакомец был один и, как и Сигурэ, наблюдал за утомлённой жизнью публикой, держа в руке бокал, из которого он почти не пил. Внимание Сигурэ привлекло то, как именно чужие пальцы обхватывали стакан. Он привык оценивать противника по тому, как тот держал боккен - деревянный меч, занимавший место смертоносной катаны во время тренировок. Длинные пальцы мужчины использовали достаточно силы, чтобы удерживать вес стакана, и при этом были достаточно расслаблены, чтобы кисть легко двигалась. Будь его бокал мечом, блондин владел бы им мастерски.
Сейчас он разглядывал одну из безжизненных цветочных композиций. Стоило ему чуть повернуть голову, как Сигурэ тут же понял, что тот и вправду являлся иностранцем: форма носа выдавала западное происхождение. Он не был уродливым, по меркам гайдзинов такой нос считался утончённым, а Сигурэ всегда сначала тщательно рассматривал что-то перед тем, как определить это безобразным. Такая привычка была преимуществом при оценке произведений искусства. Поскольку он не знал имён знаменитых художников, он просто сосредотачивался на самой картине и на собственных условиях решал, нравится она ему или нет.
Когда иностранец повернулся к нему целиком, Сигурэ решил, что ему точно нравится это лицо. На самом деле оно было так привлекательно, что он почувствовал лёгкую дрожь предвкушения, которая всегда появлялась, только он находил нечто, чем хотел бы владеть. Или, скорее, должен был владеть. Красивые вещи неизменно пробуждали в нём неумолимый голод, и он не находил себе места, пока эти вещи не принадлежали ему без остатка.
Он любовался чертами лица молодого человека: высоким лбом в окружении нежных кудрей, прямыми линиями бровей, большими глазами, чувственными губами. Затем их глаза встретились, и Сигурэ нахмурился, увидев в них что-то тревожное. Могли ли они быть двух разных цветов? Такое вообще возможно? Может, блондин хотел шокировать окружающих и носил разные контактные линзы, но он производил впечатление скорее стеснительного человека - он быстро отвёл взгляд в сторону, как только заметил, что Сигурэ за ним наблюдает.
Якудза обдумывал свои дальнейшие действия. Он хотел подойти ближе и как следует рассмотреть эти глаза, но речь же шла о гайдзине. Как начать разговор? Сигурэ и двух слов по-английски связать не мог, а большинство иностранцев, которых он встречал, из японского знали только «hai» и «arigato».
Гайдзин стоял перед ледяной скульптурой чего-то, что несколько часов назад могло быть лебедем, но теперь выглядело как толстый шар текучей слизи с крыльями. Сигурэ нахмурился ещё сильнее. Отступать - как на него непохоже. Однако дело ведь не только в том, что мужчина был иностранцем. Если он находился на этом приёме, значит, он один из тех богатеньких детишек с высокой должностью в местном отделении заграничной компании, чьё место определялось дипломом престижного университета за пазухой и родительскими связями. Если это так, то их с Сигурэ разделяло нечто большее, чем языковой барьер.
Он едва не зарычал. Не стоял бы он в зале одного из самых дорогих отелей Японии, если бы часто колебался. С детства он всегда знал, чего хочет, и боролся изо всех сил, какой бы недостижимой ни казалась цель. Что ему терять? Вероятно, от одного взгляда на лицо Сигурэ гайдзина как ветром сдует и поминай как звали.
Сигурэ кивнул. Он даже не заметил, как окружающие подсознательно пытались убраться с его дороги, будто учуяв хищника. Он разглядывал худую фигуру перед собой, раздевая стройное тело глазами, пока подходил ближе. Когда они встали плечом к плечу, он понял, что иностранец чуть ниже его ростом, а его кудри светились как нимб.
Секунды текли, а Сигурэ пытался придумать, как начать разговор, ища в злополучной тающей птице вдохновение. Однако тут иностранец тихо заговорил, и услышал его только Сигурэ.
- Ниватори митай, айцу.
Сигурэ от удивления моргнул: молодой человек превосходно говорил по-японски. А затем до него дошёл смысл сказанного: «Эта штука похожа на курицу», - и Сигурэ рассмеялся. Он повернулся и обнаружил, что иностранец смотрит на него с робкой улыбкой на губах.
Сигурэ поклонился и представился:
- Меня зовут Мацунага Сигурэ.
Он с восторгом наблюдал, как гайдзин поклонился ему под тем же углом и ответил правильной формулировкой, даже добавив к своей фамилии лишнюю «у», чтобы произнести её на японский манер.
- Меня зовут Харрису Кен. Приятно познакомиться с вами, Мацунага-сан.
- Ваш японский очень хорош, Харрису-сан.
- Вы слишком добры. Я вырос в Японии, потому немного им владею. И пожалуйста, зовите меня Кен.
- Кен от Кендзи?
- Вообще-то от Кеннета, но друзья зовут меня Кенсин.
Сигурэ обратил внимание, что Кен не начинал предложения с отрицания, что было очень по-японски. Он довольно кивнул и спросил:
- В честь Уэсуги Кенсина [3]?
Кен замялся, и Сигурэ увидел, как на его щеках проступил лёгкий румянец при упоминании великого полководца древности.
- В честь Химуры Кенсина [4], - наконец ответил гайдзин. Сигурэ придал своему лицу непонимающее выражение, и Кен пояснил: - Знаете, рыжие волосы, жуткий шрам на щеке...
Сигурэ едва успел подавить смешок:
- Вы имеете в виду персонажа манги.
Он мог понять, почему Кену дали прозвище в честь яростного, но благородного ассассина: огненные волосы Кенсина говорили о его дьявольском умении во владении мечом, в то время как большие разноцветные глаза Кеннета придавали ему столь же неземной вид.
Эти глаза действительно были двух разных цветов - один коричневый, другой зелёный - но Сигурэ пришёл к выводу, что они делали красоту Кена исключительной, уникальной. Идеальная симметрия притупляла эстетическое наслаждение, именно контрасты резко подчёркивали любую мелочь, позволяя взгляду изучать каждую деталь, а лицо Кена было пейзажем, от которого Сигурэ не устанет никогда.
Якудза знал, что не остановится, пока эта красота не будет принадлежать ему, чего бы это ни стоило. И как всегда, только он принял решение, всё его беспокойство как рукой сняло. Он точно знал, чего хочет, и он будет за это бороться. Всё просто.
Глава 2Глава 2.
Кен заглянул в тёмные глаза Сигурэ. Они были полны озорства, однако в их глубине таилось нечто, чему Кен не мог подобрать имени, нечто одновременно привлекательное и опасное, даже голодное. На Кена никогда так не смотрели. Создавалось впечатление, будто Сигурэ пытается решить, какие именно части тела иностранца особенно нежны, чтобы вонзить в них зубы.
Он попытался сосредоточиться на разговоре.
- Мой друг Рю и я любили истории про Эдо. Мы сражались на синаях [5], выкрикивая диалоги из манги. Почему-то я всегда был Кенсином. Не спрашивайте почему.
Сигурэ улыбнулся:
- Возможно потому, что ваш друг всегда вам проигрывал?
Кен моргнул. Как Сигурэ догадался? Нет, он просто был вежлив или, может, шутил, ведь невозможно представить, чтобы гайдзин победил местного в бою на мечах. Прежде чем он успел ответить, Сигурэ спросил:
- Вы до сих пор занимаетесь фехтованием?
- Да. Обожаю это. Помогает сосредоточиться, когда мысли разбегаются.
Сигурэ наклонил голову и внимательно на него посмотрел. Кен почувствовал себя неуютно. Он не привык к таким взглядам. Конечно, его разноцветные глаза привлекали внимание, но все быстро отворачивались, будто увидели и любопытное, и отталкивающее увечье.
- И куда обычно устремляются ваши мысли, Кенсин-сан?
О Господи. Кен ничего не мог поделать, от слов Сигурэ его пробила дрожь. Его детское прозвище перекатывалось на языке японца как сочная закуска. Только самые близкие друзья звали его так, и оттого вопрос прозвучал как любовное касание пальцев к обнажённой коже.
Сигурэ явно заметил смущение Кена, и на мгновение его глаза потемнели, затем в них появилось волнение:
- Вы замёрзли, Кенсин-сан?
Боже, если он продолжит в том же духе, Кен загорится на месте. Уже сейчас жара его щёк хватило бы, чтобы растопить остатки ледяной скульптуры. Он очень надеялся, что смокинг сможет скрыть другую, менее приемлемую реакцию. Хоть японцы и не относились к гомосексуализму как противоестественному извращению, конкретно этому японцу может не понравиться, что у какого-то американца на него стоит.
- Это из-за птицы, - его голос звучал глухо даже для его собственных ушей. - У меня от неё мороз по коже.
Сигурэ усмехнулся, но что-то подсказывало Кену, что его попытка отшутиться с треском провалилась.
- Да, оно уже и на птицу-то не похоже. И с каждой минутой становится всё кошмарнее.
Кен успокоился от того, что японец поддержал его шутку, и понял, что восхищается предупредительностью, сквозящей в каждом слове Сигурэ. Тот был с иностранцем не просто вежлив, а бережлив, будто Кен был сделан из хрупкого заграничного материала, который сломается в его руках, если отнестись к нему недостаточно аккуратно. И чёрт побери, Кен бы многое отдал, чтобы в этих руках оказаться.
Он повернулся к скульптуре, чтобы спрятать рвущиеся наружу эмоции, и заметил, что та отрастила когти, а крылья остались единственным намёком на то, что это странное существо когда-то могло летать.
- Теперь оно напоминает гарпию.
- Что напоминает?
Чёрт. Ну вот опять. Теперь Сигурэ наверняка думает, что он умничает, хотя это не так. Просто Кен ничего не мог поделать с тем, какие ассоциации выуживает его сознание из личного банка изображений, собранного из самых нереальных источников. И такое случалось постоянно, хотя лучшим ответом ему становились непонимающие взгляды.
- Создание из мифов, просто уродливый монстр.
Сигурэ равнодушно спросил:
- На что он похож?
- На... - Кен запнулся. Он не очень-то дружил со словами. - На женщину с крыльями.
Сигурэ приподнял бровь, явно неверно истолковав его объяснения и ошибочно представив ангела. Кен поспешил добавить:
- В смысле, на монстра с когтями и всяким таким, но с женской головой и туловищем.
Теперь японец нахмурился. Кен недовольно заворчал. Хотелось бы ему просто нарисовать эту грёбаную штуку и показать Сигурэ. Стоило только подумать об этом, и он вспомнил о небольшом блокноте, с которым никогда не расставался: вдруг какая-нибудь идея посетит его голову в самом неподходящем месте?
Он вытащил блокнот с карандашом из внутреннего кармана смокинга и несколькими быстрыми движениями набросал грубый рисунок гарпии, как их изображали на самых жутких картинах, и потянул Сигурэ.
Японец взял блокнот как визитку с именем Кена, внимательно изучая каждую линию, словно та представляла оголённую сущность американца и требовала предельно уважительного отношения. Когда мужчина поднял взгляд, Кен увидел в тёмных глазах что-то новое. Он назвал бы это восхищением, если б не знал, насколько подобная мысль абсурдна.
- Вы художник, Кенсин-сан.
Сигурэ произнёс это будто непреложную истину, знакомую с детства. Так человек, зимним утром распахивающий окно, с тихим восторгом констатирует: «Снег пошёл».
Теперь слова Сигурэ не обжигали как близость открытого пламени, но обволакивали ласковым теплом пухового одеяла, накинутого на плечи. Кену захотелось прикрыть глаза и насладиться мгновением.
- Это всего-лишь набросок, - он надеялся прервать неловкий момент, но Сигурэ пошёл ещё дальше.
- Могу я забрать его?
Кен уставился на японца. Серьёзно? Он хотел оставить себе простенькую зарисовку с мерзким существом? Сигурэ удерживал его взгляд, значительный, как обширный инфаркт миокарда, и Кен сдался: он не мог разгадать его намерений.
- Разумеется, - Кен не смог скрыть своего недоумения.
Сигурэ просиял и вернул блокнот Кену, чтобы тот вырвал ему лист с наброском. Получив рисунок, японец благодарно поклонился.
- Аригато годзаймасу.
- Не за что, Мацунага-сан, - поклонился в ответ американец.
- Пожалуйста, зовите меня Сигурэ.
Кен хотел что-то сказать, когда услышал знакомый голос.
- Эй, Кенсин, я смотрю, ты познакомился с моим добрым другом Мацунага-саном!
Всеобъемлющее очарование Рю вызвало у Кена улыбку. Его друг всегда чувствовал себя в своей тарелке, невзирая на обстоятельства, и Кен завидовал этой лёгкости.
Сигурэ поклонился в знак приветствия, уголки его губ едва приподнялись, но когда он выпрямился, на него будто снизошло озарение, и он повернулся к Кену.
- Нисимура-сан и есть тот друг, которого вы побеждали в кендо? - откровенно спросил он.
Вот дерьмо. Конечно, Рю сразу же надулся.
- Зачем ты рассказал ему, какой я неуклюжий, Кенсин?
- Я... - Кен попытался как-то смягчить удар, но Сигурэ быстро пришёл ему на выручку.
- Он ничего мне не говорил, Нисимура-сан, но мы с вами знаем, что Баттосай [6] Кенсин никогда не проиграет таким, как мы.
Рю улыбнулся и обнял Кена за плечи:
- Мне точно. Я недотёпа. Но готов поспорить, что с вами ему будет сложно справиться, Мацунага-сан. Говорят, вы - современный Мусаси [7].
Сигурэ рассмеялся:
- Слухами земля полнится, и не стоит верить всему, что слышишь. Но я бы счёл за честь скрестить мечи с Кенсин-саном.
Кен улыбался, пока не заметил, что оба японца выжидательно на него смотрят. Разве они больше не говорили о литературном персонаже? Он непонимающе повернулся к Рю.
- Он бросает тебе вызов, бака, - Рю не потрудился назвать его придурком на языке, которого Сигурэ бы не понял, и продолжил разговор так, будто Кена вовсе не было рядом. - Он принимает ваше предложение, Мацунага-сан. Он живёт у меня, так что звоните в любое время, чтобы договориться о матче. А теперь, если вы не против, я должен ненадолго позаимствовать своего друга. Хочу впечатлить одну даму своим владением языком гайдзинов.
- Я обязательно позвоню, - Мацунага поклонился, и Кен едва успел поклониться в ответ прежде, чем Рю утащил его в сторону балкона. Они остановились, только когда вышли в сад.
- Кенсин, ты балда! - Рю перешёл на английский. - Ты хоть знаешь, с кем сейчас так мило беседовал?
Кен в замешательстве моргнул.
- С Мацунага Сигурэ?
- Ага, в паспорте у него так и написано, - фыркнул Рю. - Но знаешь ли ты, кто он, а точнее, чем занимается?
Кен смущённо замотал головой, и его друг ответил на собственный вопрос:
- Мацунага - второй по важности человек в Синайава-гуми, одной из самых влиятельных банд Токио. У них отделения по всей стране и даже на континенте.
Кен выругался, а Рю усмехнулся.
- Чёрт, Кенсин, я на мгновение выпустил тебя из поля зрения, как ты тут же свёл знакомство с якудзой, - Рю хмыкнул и погладил Кена по спине. - И даже умудрился рассмешить невозмутимого ублюдка. Видел бы ты лица его ребят. Бьюсь об заклад, они никогда раньше не слышали, как смеётся их босс.
- Его люди тоже здесь? - удивлённо спросил Кен.
- Конечно. Якудза любят заявляться на такие мероприятия в сопровождении своей свиты, как феодальные лорды, хотя я более чем уверен, что Мацунаге их защита не нужна. Говорят, он использует свой боккен не только для тренировок, а ты знаешь, как смертельно опасны могут быть эти мечи.
- Тогда какого чёрта ты принял его вызов от моего имени? - почти взвизгнул Кен. - Или это был акт вежливости?
Рю хитро усмехнулся:
- Я уже говорил тебе, что ты балда?
Кен уязвлёно закатил глаза.
- Да-да, я глупый гайдзин, так что говори по слогам и медленно.
- Кенсин, не злись. Мне просто нравится тебя дразнить.
Кен как всегда сдался. Злиться на Рю дольше двух ударов сердца было невозможно.
- Ты думаешь, что Мацунага забудет про матч?
- Совершенно точно нет, - ответил Рю. - Однако такой вызов нельзя не принять.
Кен с сомнением посмотрел на друга, и тот пустился в объяснения.
- Неважно, победишь ты или нет, но если якудза бросает тебе вызов, ты не можешь отказаться. Как в дуэлях в вестернах: даже если знаешь, что твой противник быстрее, ты должен стреляться, чтобы не лишиться уважения окружающих.
- Даже если умрёшь.
Рю пожал плечами.
- Для японцев честь дороже жизни, а якудза строго придерживаются традиций, хотя многие с виду приспособились к переменам.
- Ага.
Рю открыто рассмеялся.
- Не переживай. Мацунага никогда не причинит вреда ни одному моему другу. Вредно для бизнеса.
- Ну спасибо, успокоил.
- Ты же знаешь, что я бы никогда не подверг тебя опасности? - серьёзно спросил Рю.
Кен посмотрел на Рю, в очередной раз восхитившись его лицом: высокими скулами, чуть вздёрнутым носом, миндалевидными глазами с длинными ресницами, гладкой кожей. Рю был миловиден как девушка, о чём Кен предпочитал умалчивать. С другой стороны, у его друга никогда не было комплексов по поводу своей мужественности, чему способствовал его успех среди женщин.
- Я знаю, - наконец произнёс Кен.
Рю широко улыбнулся и игриво ударил его по плечу.
- Вот и хорошо. А теперь иди пообщайся с гостями, которые не входят ни в какую банду, окей?
- Окей, буду держаться подальше от бейсбольных фанатов, - с самым невинным видом согласился Кен.
- Придурок.
- Бака.
Обмен ругательствами на двух языках был их любимой забавой с самого детства. Разумеется, Рю собирался ответить, когда женский смех привлёк его внимание. Кен проследил за взглядом друга и увидел группу сплетничающих поблизости девушек. Он еле удержался, чтобы не закатить глаза.
- Иди к ним, Дон Жуан-сан.
Рю рассмеялся и, уходя, погрозил Кену пальцем. Кен кивнул, им не требовалось слов, чтобы передать волнение Рю за его благополучие. Так было всегда. Вероятно, его друг был единственным, кто в самом деле переживал за Кена, будь он гайдзином или нет.
* * *
Сигурэ вздохнул, когда увидел одного из своих людей курящим в холле.
Он ненавидел запах табака, потому что тот пробуждал в нём воспоминания, о которых он старался забыть. К примеру, повторяющуюся картину того, как его отец вытряхивал деньги из кошелька своей жены, чтобы купить сигарет, в результате его же и угробивших. Может, именно из-за того, что его отец был жалкой пародией на мужчину, для Сигурэ табак всегда ассоциировался со слабостью, какими бы крутыми ни пытались казаться курящие подростки.
Когда Сигурэ подошёл ближе, глаза парня расширились, и он быстро затушил сигарету о подошву.
- Чёрт, босс, простите.
Это был Киносукэ, самый молодой и смышлёный из его подчинённых. В их организации он далеко пойдёт. Он, конечно, был матершинником, но и чувство ответственности было ему не чуждо, что выгодно отличало его от современного поколения избалованных детишек, не мыслящих жизни без игровых приставок.
Сигурэ заулыбался. Сегодня он оказался среди мужчин, только выбравшихся из подросткового возраста, и в свои тридцать семь ощущал себя антиквариатом. Интересно, сколько лет Кенсину? Точно он с гайдзином определить не мог, но предполагал, что тот чуть старше двадцати. Может, больше, но любопытство в глазах американца придавало ему вид юный, едва ли не детский. Он смотрел на окружающий его странный мир с упоением. Вероятно, именно поэтому он так хорошо рисовал, движения карандаша по бумаге были решительны и напористы, хотя его облик говорил о застенчивости. Всё в нём кричало о скрытой страстной натуре, рвущейся на свободу. И Сигурэ горел желанием выцарапать настоящего Кенсина из-под груды защитных слоёв.
- Босс?
Киносукэ озабоченно взирал на него. О да, этот гайдзин успел превратиться в сумасшедшее наваждение, хотя с их встречи прошёл всего час.
- Наслаждаешься вечеринкой, Киносукэ-кун?
- Я бы наслаждался ею ещё больше, если б эти ёбаные ублюдки не смотрели на нас свысока.
Сигурэ кивнул:
- Они притворяются, что презирают нас, но их бы здесь вообще не было, если б они в нас не нуждались. Просто помни, кто хозяин вечера, и увидишь всё в другом свете.
- Вы чертовски правы, босс, - усмехнулся Киносукэ, и Сигурэ провёл по его плечу, проходя мимо.
Он отошёл на несколько шагов и добавил, не оборачиваясь:
- И хватит курить в холле как какой-то неотёсанный якудза.
Смех Киносукэ достиг его, когда он открывал дверь в туалет.
Глаза Сигурэ сразу же поймали склонившуюся над раковиной стройную фигуру. Он бы узнал это тело где угодно, даже не видя светлых, падающих вперёд коротких волос. Он вытащил из автомата бумажное полотенце и принёс Кенсину, который всё ещё его не заметил.
Американец поднял голову. Капли воды блестели на его белой коже, полные губы приоткрылись на выдохе, а круглые глаза встретились в зеркале с отражением Сигурэ и стали ещё больше от удивления. Японец давно не видел чего-то столь же сексуального, и решил действовать дерзко, чувствуя, что Кенсина надо чуть подтолкнуть в нужном направлении.
Сигурэ сделал шаг, приперев Кенсина к раковине, и приподнял лицо американца за подбородок. Якудза внимательно всматривался в эти странные глаза и заметил более чем обоснованный страх, а ещё, как и ожидалось, смесь любопытства и возбуждения, вместе породивших глубокое желание, взывающее к его животным инстинктам.
Увидев то, что хотел, японец бережно обвёл полотенцем каждую чёрточку чужого лица, Зрачки смотрящих на него глаз превратились в огромные голодные озёра. Вот так. Гайдзин был прекрасен и становился только прекраснее, когда давал себе волю, хотя Сигурэ подозревал, что лишь царапнул маску, за которой прятался Кенсин. Неважно. У него было всё время мира, чтобы добраться до его сути. Однако сейчас ему требовался аперитив, чтобы держать свою жажду в узде на протяжении тех боевых действий, которые без сомнения потребуются для завоевания эфемерной красоты Кенсина.
Сигурэ отбросил полотенце и положил свободную руку гайдзину на талию, направляя стройное тело к кабинкам за их спинами. Американец безропотно повернулся и позволил мужчине вести. Якудза набросился на него, как только за ними закрылась дверь.
Сигурэ жадно целовал Кенсина, всем телом беспощадно вжимаясь в гайдзина и наслаждаясь явным признаком возбуждения, прижимающимся к его бедру. Губы Кенсина открылись, впуская горячий язык, тихий стон удовольствия смешивался с их поцелуем, вынуждая якудзу заворчать и с нажимом провести ладонями по спине Кенсина до его зада. Он ещё ближе притянул к себе худое тело.
Кенсин обнял Сигурэ за шею и едва ли не забрался на якудзу верхом. Его юркий язык яростно сражался с языком Сигурэ, отчаянные звуки вырывались из бледного горла, словно этого было мало, словно он упадёт замертво на месте, если не получит желаемого.
Сигурэ отстранился и посмотрел на Кенсина, неудовлетворённое рычание американца вызвало у него широкую улыбку. Вот. Так-то лучше. Существо в его объятьях начало демонстрировать острые клыки, большие яркие глаза невозможных цветов затягивали, припухшие губы пытались поймать Сигурэ, сильные пальцы тащили вниз, чтобы съесть заживо.
Якудза встал поустойчивее и оторвал Кенсина от пола. Сексуальный гайдзин немедленно оплёл Сигурэ длинными ногами, низко застонав, когда их члены прижались друг другу. Сигурэ сходил с ума. Он впечатал стройную спину в запертую дверь и наклонился, кусая Кенсина за шею и вжимаясь в него. Кенсин вскрикнул от боли, но его бёдра двинулись навстречу, кровь собралась под тонкой кожей, образуя собственническую метку, первую из многих, которыми якудза намеревался покрыть всё тело Кенсина.
Мелькнувшая перед его глазами картина обнажённого торса заставила Сигурэ закусить губу, чтобы не кончить. Без толку, потому что в этот момент Кенсин наклонился и впился зубами в чувствительную мочку якудзы. Острая боль от укуса, движение чужого тела вдоль него, то, как мучительно сладко тёрлись друг о друга их члены, толкнули Сигурэ за край. Его судороги заставляли спину Кенсина снова и снова скользить по двери, поразительные глаза полностью сосредоточились на Сигурэ и впитывали каждую секунду бушующего в нём наслаждения.
Кажется, Кенсин специально ждал, пока он полностью успокоиться, прежде чем кончить самому, будто видеть, как Сигурэ растворяется в океане удовольствия, более важно, чем его собственный оргазм. Для якудзы это стало очередным доказательством того, что чувственно вздрагивающий в его руках гайдзин был поистине уникален. Тело Кенсина выгибалось от удовольствия, обнажая худое горло, его глаза были зажмурены, а зубы закусили нижнюю губу, удерживая стоны.
Когда Кенсин наконец замер у него на груди, Сигурэ его не отпустил. Погрузившись в чужое тепло, он ласково пощипывал губами его шею и вдыхал аромат нежной кожи. Американец не пользовался одеколоном, что Сигурэ всячески одобрял. Кенсин пах, как солёный влажный песок, чистый пот и страстный секс. Складывалось впечатление, что они занимались любовью на пустынном пляже, а не трахались в туалете шикарного отеля, не снимая одежды.
Ноги Кенсина соскользнули на пол, руки неохотно выпустили шею Сигурэ. К удивлению якудзы, американец достал чистый белый платок из нагрудного кармана и, опустив глаза, протянул ему. Боже, это было так мило, что японец не выдержал: он опять обнял Кенсина, тот яростно в него вцепился в ответ. Их члены, явно заинтересованные в повторении, опять начали твердеть.
Сигурэ глубоко вздохнул и аккуратно выпустил Кенсина из объятий. Тот всматривался в его глаза как перепуганный щенок.
- Кенсин-сан, - шепнул он, пригладив мягкие светлые кудри, - если я останусь ещё хоть на секунду, моё самообладание окончательно треснет, а это место не подходит для того, что я намереваюсь с тобой сделать.
Кенсин закрыл глаза и тихо заскулил, его реакция испытывала самоконтроль Сигурэ на прочность. Он рыкнул и отошёл.
- Вот, - он предложил американцу свой платок и усмехнулся. - Теперь у нас есть лишний повод для встречи. Этот платок - семейное наследие, и мне точно нужно будет его забрать.
Кенсин просиял.
- Разумеется, Мацунага-сан. Я отдам его, как только смогу.
- Замечательно. И пожалуйста, зови меня Сигурэ.
Кенсин отодвинулся, насколько позволяло крайне ограниченное пространство, чтобы позволить якудзе выйти. Когда японец уже дошёл до выхода из туалета, американец поклонился.
- Сигурэ-сан.
Сигурэ очень захотелось вернуться и сгрести Кенсина в охапку, но им и так несказанно повезло, что никто пока не вошёл в туалет. Он не мог рисковать и выставлять напоказ свои вкусы на приёме оябуна.
Он резко поклонился и быстро вышел, не остановившись даже для того, чтобы вытереть нижнее бельё. Он найдёт другой туалет. Он больше ни минуты не выдержит рядом с Кенсином, не прикасаясь к нему.
Глава 3Глава 3.
Кен рассматривал нарисованного мужчину. Предполагалось, что это был вор из истории, которую он сейчас иллюстрировал, но он выглядел подозрительно похожим на некоего якудзу, и Кену становилось неуютно.
Он хихикнул. А почему бы не оставить как есть? Пусть грабитель выглядит мрачным и жестоким, и в то же время притягательным настолько, что ребёнок из рассказа не сможет держаться от него подальше. Ведь в том и смысл: показать, что внешность обманчива, негодяй на поверку может оказаться добряком, а милый малый, живущий по соседству, и палец о палец ради тебя не ударит. Ага, вот, собственно, главная проблема детских книг: они так нравятся, потому что не имеют ничего общего с реальностью.
Кен вздохнул. Он не мог выкинуть Сигурэ из головы. Каждый раз, когда он вспоминал, чем они занимались в туалете отеля, смущение в мгновение ока уступало место похоти. Боже, как же японец целовался, как его большие руки обнимали Кена. Это был его лучший секс за последнее время, а ведь они даже не раздевались, только тёрлись друг о друга в кабинке туалета.
Кен снова вздохнул. Какая разница? Он получил удовольствие, а Рю покинул тот приём с двумя очаровательными девушками, так что Кену даже не пришлось скрывать очевидные признаки произошедшего между ним и Сигурэ. След от укуса на шее дал ему повод приодеться в готическом стиле, включая очень функциональный широкий ошейник. Так что всё было замечательно. Если не считать, что он вздрагивал от каждого сигнала телефона Рю, будто Сигурэ вот-вот позвонит, чтобы договориться об обещанном матче.
С той вечеринки прошла уже неделя, вероятно, якудза забыл об их договорённости или, скорее всего, воспринял всё как шутку. Что ж, его проблемы.
- Какую страшную моську ты сейчас состроил.
Кен чуть не подпрыгнул до потолка.
- Господи, не подкрадывайся ко мне так.
Рю хмыкнул, подошёл ближе и потрогал стоящие колючками волосы Кена. Несмотря на то, что след на его шее почти пропал, он всё равно одевался как гот. Локальный бунт в его собственном стиле. И он повторял про себя, что Сигурэ даже внимания бы не обратил на него, если б увидел сейчас: в чёрных, облегающих как вторая кожа штанах, рваной футболке, чёрном шнурованном ошейнике, опутывающих его тонкие запястья шипованных браслетах. Чёрная подводка придавала его глазам ещё более странный вид, чем обычно.
- Мне нравится, как ты выглядишь, Кенсин. Тебе не нужны ни грим, ни контактные линзы.
Кен фыркнул:
- О да, у меня кожа гейши и глаза Мерлина Менсона.
Рю проигнорировал его и достал телефон. Как любой правильный японец, его друг ходил с самой последней моделью и не брезговал использовать встроенную камеру в самые неподходящие моменты.
- Сделай-ка снова то жуткое личико, - приказал Рю и направил на Кена сотовый.
- Без проблем, - ответил тот. Ему всего лишь надо было подумать, что Сигурэ никогда не позвонит, и его лицо приобретало готически устрашающее выражение.
- Супер, Кенсин, продолжай в том же духе, - японец с радостью сделал ещё пару кадров.
- Да ладно, Рю, перестань. Ты меня слепишь вспышкой.
Тут из телефона раздались первые нотки какой-то попсовой песни, и его друг на родном языке ответил:
- Моси моси.
Кен покачал головой и вернулся к изучению лежащего на столе наброска. Голос друга стал приятным белым шумом, японские слова окружали уютом, как когда-то в детстве. Он понимал, что говорил Рю, но не придавал этому значения и просто позволил знакомым звукам захватить свой разум и принести ему умиротворение, пока Рю не произнёс определённое имя.
- Конечно, Мацунага-сан, - друг ехидно улыбнулся от вида растерянности на лице Кенсина. – Хотя вы могли бы передумать, если бы увидели его сейчас.
Кен пригрозил Рю пальцем, но слишком поздно понял, что так лишь подстегнул того к действиям.
- Погодите. Вы можете его увидеть.
Кен вскочил и потянулся за телефоном, но пальцы друга уже яростно нажимали на кнопки, пока тот уворачивался.
- Не смей! – шепнул Кен, но коварный приятель продемонстрировал мигающее на экране слово «отправка».
Кен спрятал лицо в ладонях, дивясь силе своего стыда. Ему нравилось радикально менять внешность, ходить в чужих личинах день-два, будто он оборотень с расстройством личности, однако по какой-то причине он не хотел, чтобы Сигурэ знал об этом. Он чувствовал себя обманщиком.
- Ага, я передам ему трубку.
Рю с хитрой усмешкой протянул ему телефон. Кен вздохнул. Как только он поднёс сотовый к уху, с другого конца раздался серьёзный голос Сигурэ.
- Кенсин-сан?
Похоже, он будет вздрагивать каждый раз, когда якудза будет звать его по прозвищу.
- Это я, Мацунага-сан.
- Сигурэ, помнишь? – он не стал дожидаться ответа Кена. – Прости, что оставил след там, где все могут его увидеть. Отныне буду аккуратнее.
Кен моргнул. Сигурэ угадал причину его косплея? И он сейчас сказал, что будет аккуратнее «отныне»?
- Всё в порядке, Сигурэ-сан, - хрипло сказал он.
- Твой друг согласился подвезти тебя в пятницу. Это удобно?
- Да. Идеально.
- Хорошо. Только не одевайся, как сейчас, - Кен почувствовал, что краснеет. Разумеется, консервативному якудзе неприятен накрашенный парень, обвешанный украшениями. Ему было так стыдно, что он едва не пропустил мимо ушей следующие слова Сигурэ, когда тот тихо прошептал. – Ты выглядишь настолько аппетитно, что тебя хочется съесть, а я не горю желанием отчитывать своих подчинённых за то, что они пожирают тебя глазами. Увидимся, Кенсин-сан.
Телефон так бы и прирос к уху Кена, если б Рю, хихикая, его не забрал.
- Не удивляйся. Я же говорил: якудза слов на ветер не бросают.
- Куда ты меня повезёшь в пятницу?
- Он имел в виду свой дом Сэтагайа, - Рю широко улыбнулся. – Тебе там понравится. Он живёт в одном из старых клановых домов с невероятным садом, окружённом толстой стеной с древними воротами.
Кен не мог скрыть удивления.
- Как подобное возможно в этом тесном городе? Семейное поместье?
Рю хмыкнул. Чтобы у якудзы была семья, от которой можно такое унаследовать? Ага, нонсенс. Кен знал, что большая часть бандитов происходила из низших слоёв японского общества, но учитывая, что цены на землю всё время росли, если кто-то получал столько квадратных метров, то сносилась любая древняя постройка, и возводилось высокое жилое здание, приносящее владельцу неплохую прибыль.
- Видимо, Мацунага убедил своего оябуна – главу клана Синайава – оставить дом как тренировочную площадку для новичков. Там постоянно проживает некоторое количество работников их организации, которые занимаются всякой домашней работой, пока осваивают азы, как было в прежние времена.
- Вау.
Кен представил традиционный японский дом с красивым садом, суровых мужчин в простых хлопковых юкатах, вручную полирующих деревянные полы, носящих дрова для общей ванны или тренирующихся в додзё [8].
- Кенсин, и не надейся, - голос приятеля вернул его обратно на землю. – Им не понравится, если ты примешься рисовать, едва переступив порог.
Рю знал его как облупленного. Кен зарделся и попытался перевести тему.
- Ты часто там бывал?
- Только однажды. Якудза недоверчивы, так что будь благодарен, что тебе позволят попасть туда без предварительной проверки. Не думаю, что до тебя хоть один гайдзин входил в их дом.
- Это из-за того, что я твой друг, Рю. Похоже, Мацунага тебе доверяет.
Рю мотнул головой.
- Дело не только в этом. Он доверяет тебе по какой-то причине. Тот факт, что ты мой друг, лишь гарантирует твою безопасность, пока ты гостишь у них.
- Звучит не очень обнадёживающе, знаешь ли.
Рю серьёзно посмотрел на него.
- Я бы не пустил тебя, если бы думал, что это рискованно, но я хочу, чтобы рядом с его ребятами ты был осторожен. Просто следи за собой, Кенсин, большего я не прошу.
Кен сжал руку друга.
- Спасибо за беспокойство, Рю. Обещаю вести себя прилично.
- Звучит не очень обнадёживающе, знаешь ли, - передразнил его Рю.
- Ну, спасибо большое, что веришь в меня, - надулся Кен, а Рю открыто рассмеялся.
- Что я могу сказать? Ты либо витаешь в облаках, либо очень занят тем, что рисуешь увиденное там. Третьего не дано.
Кен игриво толкнул друга.
- Да перестань. Всё не так плохо.
- Разве? Забыл, как мы когда-то вдвоём вышли в одну и ту же школу, а пришли в разные? Причём ты оказался не в той, где мы учились.
Кен старался не захохотать.
- Не моя вина, что из-за соседской девчонки ты забыл, что мы шли вместе.
- Но я хотя бы дошёл! Ты же приземлился в старшей Сиоран, - усмехнулся Рю. – Даже за парту в классе сел. Чёрт, Кенсин, ты не заметил, что там не было девушек?
Кен пожал плечами:
- Я просто подумал, что в то утро больше моих одноклассников были в моём вкусе.
Рю покачал головой.
- Ты ненормальный.
- Нет. Я гей.
Японец засмеялся, приобняв Кена за плечи и притянув к себе.
- Точно, ты же мой гей-дзин.
Кен хмыкнул, оперевшись на друга. Рю действительно взял его под крыло с их первой встречи. По какой-то невообразимой причине, он всегда хотел, чтобы Кен стал его личным гайдзином. Кен посмотрел в его смеющиеся узкие глаза и задумался, почему так никогда и не влюбился в этого великолепного представителя мужской половины японской части человечества. Вероятно, Рю был ему близок как брат, и он не мог воспринимать друга никак иначе. Это спасло его от болезненного разочарования. Повезло.
- О чём думаешь? – Рю сжал его плечо.
Кен покрылся румянцем и неловко рассмеялся. Рю приподнял брови.
- Пытаешься со мной изобразить классическую японскую застенчивость? Жаль расстраивать тебя, чувак, но ты даже не азиат.
- Ну, я родился на восточном побережье, для тебя это Дальний восток, знаешь ли.
Рю закатил глаза, однако затем тяжело посмотрел на Кена и пару секунд сверлил его взглядом.
- Беспокоишься за матч?
Кен задумался. Его не волновало, что они с Сигурэ скрестят мечи, даже если он проиграет, а так, скорее всего, и будет. Его волновала сама встреча, однако Рю он этого говорить не хотел, хотя бы пока не будет уверен в том, что происходит между ним и якудзой – или не происходит, что опять же более верно.
- Не похоже, - вынес он вердикт.
- Всё пройдёт как по маслу, Кенсин. Ты очень хорош в кендо, даже невероятен.
- Ты мне больше нравишься, когда вежливо мне льстишь.
Рю рассмеялся.
- Ты меня прекрасно понял. Ты такой рассеянный, что удивительно, каким сосредоточенным становишься с мечом в руках.
- Я сосредоточен, когда рисую.
- Ага. Проблема в том, что ты рисуешь, даже когда у тебя в пальцах ничего нет.
Кен равнодушно пожал плечами, но его друг был прав. Он настолько глубоко терялся в собственной голове, что было даже жутко. Он привык использовать близорукость как оправдание, когда врезался в вещи или, что смущало ещё больше, людей. Само собой, зрение у него было отличное, но об этом никому знать было не обязательно.
- Это довольно мило, - Рю крепче его обнял. – Я бы не променял тебя ни на какого другого гайдзина.
Кен хитро улыбнулся.
- Никакой другой гайдзин не уместился бы на твоём детском гостевом футоне.
- Эй! Ты заметил размеры этого кондоминиума? Я не могу купить большие футоны.
Кен подавил смешок. Жильё Рю было его больной темой. Его друга раздражало, что он вынужден ютиться в маленьком кондо, хотя его семья владела строительной компанией. Его отец настоял, что сыну стоит начать с низкой должности и ознакомиться с работой фирмы со всех сторон, прежде чем взять бразды правления в свои руки. Так что пока он был всего лишь ещё одним служащим, хотя квартира, на которую он столько жаловался, была намного лучше – и чуть больше – чем те, на которые могли рассчитывать прочие сотрудники, занимавшие такие же должности.
- Всё в порядке. Я всегда сплю, свернувшись калачиком.
Рю дал ему подзатыльник, но уголки его губ изогнулись в улыбке.
- Давай, большой гайдзин, пойдём прогуляемся.
- Хорошо. Эти стены давят на меня и вызывают клаустрофобию.
Кен вышел за дверь, не дожидаясь ответа. Он рассмеялся, когда его догнало громкое «кусо гайдзин».
------------------------------------
Примечания[1] Примерно структура любого клана якудза (гокудо) выглядит так:
оябун (оя - отец, бун - приёмный) или кумитё (куми - группа, тё - глава) - глава клана или синдиката, который не работает непосредственно с исполнителями, а только с лейтенантами и старшими членами семьи.
сайко-комон - старший консультант, администратор, занимается наймом новых людей и бухгалтерией.
камбу - его зона ответственности - арсенал и боеприпасы.
со-хонбутё - начальник штаба, занимается боевой подготовкой членов клана и крупными боевыми операциями.
вакагасира - заместитель главы клана, «старший лейтенант», региональный босс, управляющий несколькими группировками, который раздаёт задания и следит за их выполнением, а позже отчитывается кумитё или камбу.
сятэйгасира - глава одной из группировок, «младший лейтенант».
[2] гайдзин (гай - вне, дзин - человек) - иностранец, пришелец. У слова есть полная форма гайкокудзин - «человек из другой страны». Считается, что слово «гайдзин» не является ругательством или оскорблением, а уж японцы вообще искренне говорят, что в их стране нет такой проблемы как дискриминация. Однако к употреблению в теле- и радио- эфирах «гайдзин» не рекомендован.
[3] Уэсуги Кенсин - знаменитый военный феодал середины и второй половины 16 века, благородный (если верить его противникам) полководец и стратег. Имя «Уэсуги Кенсин» принял после того, как стал буддийским монахом, что не помешало ему продолжать военные действия, причём довольно успешные.
[4] Химура Кенсин - главный герой манги и аниме «Самурай Икс» (Rurouni Kenshin), имеет рыжие волосы и крестообразный шрам на левой щеке. Гениальный мечник с невообразимого размера... талантом в фехтовании. Очень популярен в Японии.
[5] Разговор идёт о японском фехтовании кендо и использующихся тренировочных мечах. Всего их пять:
синай («бамбуковый меч») - используется для тренировок и во время соревнований, выглядит как четыре бамбуковые полосы, скреплённые кожаными полосами, которые расширяются к гарде.
боккэн (бокуто, «деревянный меч») - макет реального оружия, сделанный из плотных пород дерева (дуб, бук и прочие) и пропитанный смолой или лаком. Им действительно можно убить, чем часто занимался Миямото Мусаси, и японцы относятся к боккэну как с настоящему оружию.
субурито - макет боккэна для отработки контроля над движениями и укрепления мышц, отличается весом и длиной (от тяжелее и длиннее боккэна). Новичкам его не рекомендуют.
Иайто - тренировочный меч для иайто, делается из алюминия и цинка. Для боёв не подходит совсем, только для упражнений.
Танрэн бо - по сути представляет собой деревянное бревно с рукоятью, используется для тренировок хвата. Его вес и размер зависит только от силы того, кому он принадлежит.
[6] Баттосай - мечник, использующий баттодзюцу - особую технику обнажения меча, когда вынимание меча из ножен уже удар. В иайто действует схема «вытащить меч - нанести быстрый удар/несколько ударов - убрать меч», в баттодзюцу - «вытащить меч - нанести несколько быстрых ударов».
[7] Имеется в виду Миямото Мусаси - ронин, один из самых известных мечников Японии 17 века. Прославился в том числе тем, что использовал боккэн как боевое оружие, а также основал школу боя двумя мечами - длинным и коротким. Слава к его образу пришла после 1930-го года, когда популярный японский автор Эйдзи Ёсикава написал о нём роман.
[8] додзё изначально были залом для медитаций и духовного саморазвития, но когда боевые искусства в Японии стали частью этого саморазвития, они стали ещё и залом для тренировок, матчей и состязаний. Существует огромное количество правил, как можно и как нельзя вести себя в додзё (к примеру, нельзя лежать, нельзя входить в верхней одежде или головном уборе, нельзя сидеть, вытянув ноги), при этом правила ещё и варьируются в зависимости от того, какие именно боевые искусства практикуются в додзё.
@темы: якудза, хитрожопости перевода
Наконец-то я добрался зачесть))) Интригующее начало))
Мне б его закончить...
Ну мимими? *котошрековые гласски*
Шустрые, однако, мальчики! Только познакомились и уже к делу
*побёгла исправлять*
Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, что зря время терять?
читать дальше
читать дальше
читать дальше
Представил парня в описанном прикиде, стало жалко бедного японского гангстера)) Увидишь такое, а завалить и трахнуть никак - оно на другом конце города... (ну или где оно там было)
Продолжения!!!!!!!!!
Дальше начинается немножко сюжет, главы так на три.
да я не расстроюсь, если и без сюжета
мне сразу понравились мысли про то, что есть маска и хочется докопаться до истинного Кенсина.