please do not be inconsistent i find it infuriating // keep calm, work hard and STOP MIMIMI !!!
Он великолепен.
читать дальшеМне было предложено произнести минут на семь что-то на тему, которая мне представляется наиболее актуальной сегодня. Я волнуюсь и не буду пытаться произнести по памяти, я первый раз в студии почитаю вслух.
Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики. Зверское избиение корреспондента газеты "Коммерсантъ" вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем все другие покушения на жизнь и здоровье российских журналистов. В реакции федеральных телеканалов, правда, могла подозреваться заданность, ведь и тон немедленного отклика главы государства на случившееся отличался от сказанного первым лицом после убийства Анны Политковской.
И еще. До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать. Он в последнее время писал про радикальную оппозицию, протестные движения и уличных молодежных вожаков, а эти темы и герои немыслимы на ТВ. Маргинальная вроде среда начинает что-то менять в общественной ситуации, формирует новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег. Был один, Андрей Лошак, да и тот весь вышел. В интернет.
После подлинных и мнимых грехов 90-х в двухтысячные в два приема - сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне – произошло огосударствление федеральной телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроение, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова - и, конечно, самопиар власти.
Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании: попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой "Ладе Калине" позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроения на 2012 год и неосведомленность о неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: "Зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?" Это снова пример из "Коммерсанта". Порой возникает впечатление, что ведущая общественно-политическая газета страны (вестник отнюдь не программно оппозиционный) и федеральные телеканалы рассказывают о разных Россиях. А ведущую деловую газету, "Ведомости", спикер Грызлов фактически приравнял к пособникам террористов, в том числе и по своей привычке к контексту российских СМИ, телевидения прежде всего.
Рейтинг действующих президента и премьера оценивают примерно в 75 процентов. В федеральном телеэфире о них не слышно критических, скептических или иронических суждений, замалчивается до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником – о ней только хорошо или ничего. При том что у аудитории явно востребованы и другие мнения. Какой фурор вызвало почти единственное исключение – показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным.
Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР, когда репортажи подменяет протокольная съемка встречи в Кремле, текст содержит интонационную поддержку, когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости, повторение того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов – на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.
Проработав только в "Останкино" и для "Останкино" двадцать четыре года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, я сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хотя бы назвать вещи своими именами.
За тележурналистику вдвойне обидно при очевидных достижениях масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом. Убежден: это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: "Чего ящик включать, его не для меня делают".
Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: "Ну побили – подумаешь, мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор?", миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял, а за то, что это прочитали, услышали или увидели. Благодарю вас.
А кому-то, как оказалось, есть что добавить.
читать дальшеПошлость заменила свободу слова
Несмотря на то, что Леонид Парфенов работает на главном телеканале, он нашел в себе смелость сказать правду. Есть еще достойные люди в нашей стране. Мне свое мнение высказывать легче, я не принадлежу ни одной телевизионной компании. Я считаю, что разговор, который начал Леонид, необычайно своевременен.
Телеканалы, так же как и газеты, и журналы, принадлежат бизнесменам, олигархам. Сегодня много говорят о цензуре. Но ее у нас в стране нет! У нас есть бизнесмены, владеющие масс-медиа, которые наворовали денег и теперь за них боятся. Прав Парфенов — советское время было честнее. Цензоры приходили, например, на выступления эстрадных артистов и открыто говорили: “Вот это не дозволено!” Нынче — идеальное лицемерие. Вроде бы демократия. Но в то же время запрещено критиковать власть, особенно на наших попсовых каналах. А поскольку демократия и свобода слова неразлучны, как близнецы-братья, то видимость свободы слова поддерживают пошлостью и скандалами. “Вот, видите, можно говорить даже на темы “ниже пояса” — свобода слова!
Конечно, со мной многие не согласятся — мол, цензура у нас есть. И все-таки я возражу. Если бы она была, ко мне бы за 20 лет хоть один цензор за кулисы пришел. Но этого не было. “Цензура” появляется только когда мои концерты транслируют по телевидению. Первая серьезная стычка у меня произошла с одним, не буду говорить с каким, каналом. Они так испугались того, что я говорю на своих концертах, что наши отношения испортились до такой степени, что теперь у них запрещено даже фамилию мою произносить. Про одного из руководителей этого канала я сказал, что он настолько трус, что, наверное, перед половым актом надевает не один презерватив, а два. А его заместитель, когда передавал ему мои слова, усугубил и заменил два на три.
Пошлость заменила свободу слова. Двое моих учеников пришли со сценарием на этот же канал. Это был пробный вариант юмористической передачи. Так как они много работали со мной, то сценарий написали без пошлых шуток. И продюсер развлекательных передач и спецпроектов канала (он такой спец по пошлости!) сделал им замечание: “У вас не хватает пошлости!” А на каждые 10 минут, как вычислили сегодня те маркетологи, которые создают видимость свободы слова, шуток про пиписьки с какашками должно быть четыре — три про задницу и одна про передницу.
Я очень доволен тем, что говорю об этом не один, что такой мощный и яркий человек, как Парфенов, на это решился. И по существу он сказал то же самое, что я говорю со сцены в каждом концерте. Конечно, можно сказать, что демократия у нас есть. Демократия есть, нет демократов. Оказалось, все очень просто — торгаши боятся за свои деньги, и им совершенно все равно, какого качества они выпускают продукт. Да-да, телевизионные передачи они называют “продуктом”. Это тот же попкорн, это те же мюсли… Когда одного из продюсеров я спросил, смотрит ли он сам тот “продукт”, который выпускает его группа, он ответил: “Этот продукт мы делаем для быдла, поэтому я его не смотрю даже в окончательном виде после монтажа!”
Дорогие друзья! Обращаюсь к тем, кто любит смотреть телевизор. Когда вы его включаете, вспоминайте о том, что вас продюсеры-торгаши считают быдлом. И если государство этот процесс поощряет, то оно к народу относится так же.
Помните о том, что каждый раз, когда вы смотрите скандальную передачу, вы увеличиваете прибыль наших бизнесменов. Чем больше скандал, тем выше рейтинг, тем дороже реклама, тем больше их прибыль. Не забывайте об этом. Вот почему наши каналы так борются между собой за рейтинг. Рейтинг — это их прибыль.
Моя мечта — договориться и когда-нибудь всем вместе поставить торгашей на место таким ходом, которого они не ожидают. Представьте себе — неделю вся страна не включает телевизор! Сколько денег потеряют наши олигархи на рекламах! Некоторые из них, будем надеяться, сойдут с ума от потрясения. Вот только жаль, что договориться нам об этом вряд ли удастся…
Хотя, может быть, хоть денек выдержите? Давайте, а? У всех дома темные экраны, фонды по вычислению рейтингов — без работы, рекламные компании предъявляют претензии телебоссам…
Я хорошо знаю многих сегодняшних телевизионщиков. Некоторые из них — бывшие коммунистические телецензоры. И когда они мне говорят, что теперь стали демократами, я им отвечаю, что бывших бультерьеров не бывает.
Если бы сейчас действительно была цензура, как в советское время, в Интернете не было бы такого количества мнений на разных форумах, в разных блогах. Все это было бы закрыто. Конечно, сегодня политики и чиновники — это люди, которых интересует только прибыль и доход. Если кто-то сомневается, посмотрите, пожалуйста, скандальный предвыборный ролик, который несколько лет назад прославил в Интернете только что избранного главу Харькова по фамилии Добкин...
Здорово сказал Парфенов — у нас власть как покойник, о ней или хорошо, или никак… А я бы добавил вот что — если про пиписьки с какашками можно говорить с экрана, а про власть нельзя, значит, получается, что она вроде как еще хуже?
И в заключение скажу: у нас все не так уж и плохо, если есть такие люди, как Парфенов. Кто-то может сказать — а, понятно, он защищает своего друга… Нет, мы с Парфеновым никогда не дружили. Более того, когда однажды я пригласил его поучаствовать в одном юрмальском событии, он отказался. По его тону я понял, что он относится ко мне настороженно, поскольку я всегда критически отзывался о наших демократах. Парфенов — тот демократ-романтик, которых осталось мало. Был когда-то Листьев, был Собчак… Я не считаю, что демократом-романтиком был, например, Познер. Он всегда был демократом-прагматиком. Сегодня в наследство от Собчака и его искренней веры в то, что у нас все когда-нибудь переменится, нам остался только “Дом-2”. Может, и хорошо, что Анатолий Александрович его не увидел…
Я недолго был романтиком-демократом. Где-то полтора года. Потом разочаровался. И, наверное, у нас с Парфеновым разные взгляды. Но ему от меня — нижайший поклон и уважение, потому что именно такие люди, как он, как Листьев, как Любимов, начинали оживлять нашу страну. А не те олигархи, которые сегодня перехватили у них власть на телевидении и испоганили, истоптали наши романтические мечты своими грязными сапожищами от Гуччи и от Версаче.
Надеюсь, что после Парфенова на смелый поступок отважатся и другие. Я не призываю ни к каким манифестациям и демонстрациям, ни к какому буйству. Я просто считаю, что чем больше мы будем говорить правды хотя бы в Интернете, тем быстрее общественное мнение наберет силу и его уже не смогут замалчивать. Ведь общественное мнение не так бесполезно, как кажется. Когда все вышли на улицы, чтобы поддержать Ельцина, советская власть пала. Нам не надо сдаваться, и Парфенов подал всем пример. Есть проигравшие, а есть сдавшиеся. Так вот — мы сегодня не проигравшие, а сдавшиеся. А этого быть не должно!
P.S. Вот бы нам хоть одного такого политика, как Парфенов! Единственное, если мы его уговорим, то будет жаль лишиться такого телевизионного автора и ведущего. А с другой стороны, может, он немного все поправит, наладит, и обратно — на телевидение. Ведь все-таки творческим людям в политике не место, а если и место, то ненадолго.
читать дальшеМне было предложено произнести минут на семь что-то на тему, которая мне представляется наиболее актуальной сегодня. Я волнуюсь и не буду пытаться произнести по памяти, я первый раз в студии почитаю вслух.
Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики. Зверское избиение корреспондента газеты "Коммерсантъ" вызвало гораздо более широкий резонанс в обществе и профессиональной среде, чем все другие покушения на жизнь и здоровье российских журналистов. В реакции федеральных телеканалов, правда, могла подозреваться заданность, ведь и тон немедленного отклика главы государства на случившееся отличался от сказанного первым лицом после убийства Анны Политковской.
И еще. До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать. Он в последнее время писал про радикальную оппозицию, протестные движения и уличных молодежных вожаков, а эти темы и герои немыслимы на ТВ. Маргинальная вроде среда начинает что-то менять в общественной ситуации, формирует новый тренд, но среди тележурналистов у Кашина просто нет коллег. Был один, Андрей Лошак, да и тот весь вышел. В интернет.
После подлинных и мнимых грехов 90-х в двухтысячные в два приема - сначала ради искоренения медийных олигархов, а потом ради единства рядов в контртеррористической войне – произошло огосударствление федеральной телеинформации. Журналистские темы, а с ними вся жизнь окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроение, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар - чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова - и, конечно, самопиар власти.
Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании: попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой "Ладе Калине" позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроения на 2012 год и неосведомленность о неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: "Зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?" Это снова пример из "Коммерсанта". Порой возникает впечатление, что ведущая общественно-политическая газета страны (вестник отнюдь не программно оппозиционный) и федеральные телеканалы рассказывают о разных Россиях. А ведущую деловую газету, "Ведомости", спикер Грызлов фактически приравнял к пособникам террористов, в том числе и по своей привычке к контексту российских СМИ, телевидения прежде всего.
Рейтинг действующих президента и премьера оценивают примерно в 75 процентов. В федеральном телеэфире о них не слышно критических, скептических или иронических суждений, замалчивается до четверти спектра общественного мнения. Высшая власть предстает дорогим покойником – о ней только хорошо или ничего. При том что у аудитории явно востребованы и другие мнения. Какой фурор вызвало почти единственное исключение – показ по телевидению диалога Юрия Шевчука с Владимиром Путиным.
Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР, когда репортажи подменяет протокольная съемка встречи в Кремле, текст содержит интонационную поддержку, когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости, повторение того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов – на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.
Проработав только в "Останкино" и для "Останкино" двадцать четыре года, я говорю об этом с горечью. Я не вправе винить никого из коллег, я сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хотя бы назвать вещи своими именами.
За тележурналистику вдвойне обидно при очевидных достижениях масштабных телешоу и отечественной школы сериалов. Наше телевидение все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом. Убежден: это одна из главных причин драматичного спада телесмотрения у самой активной части населения, когда люди нашего с вами круга говорят: "Чего ящик включать, его не для меня делают".
Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: "Ну побили – подумаешь, мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор?", миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял, а за то, что это прочитали, услышали или увидели. Благодарю вас.
А кому-то, как оказалось, есть что добавить.
читать дальшеПошлость заменила свободу слова
Несмотря на то, что Леонид Парфенов работает на главном телеканале, он нашел в себе смелость сказать правду. Есть еще достойные люди в нашей стране. Мне свое мнение высказывать легче, я не принадлежу ни одной телевизионной компании. Я считаю, что разговор, который начал Леонид, необычайно своевременен.
Телеканалы, так же как и газеты, и журналы, принадлежат бизнесменам, олигархам. Сегодня много говорят о цензуре. Но ее у нас в стране нет! У нас есть бизнесмены, владеющие масс-медиа, которые наворовали денег и теперь за них боятся. Прав Парфенов — советское время было честнее. Цензоры приходили, например, на выступления эстрадных артистов и открыто говорили: “Вот это не дозволено!” Нынче — идеальное лицемерие. Вроде бы демократия. Но в то же время запрещено критиковать власть, особенно на наших попсовых каналах. А поскольку демократия и свобода слова неразлучны, как близнецы-братья, то видимость свободы слова поддерживают пошлостью и скандалами. “Вот, видите, можно говорить даже на темы “ниже пояса” — свобода слова!
Конечно, со мной многие не согласятся — мол, цензура у нас есть. И все-таки я возражу. Если бы она была, ко мне бы за 20 лет хоть один цензор за кулисы пришел. Но этого не было. “Цензура” появляется только когда мои концерты транслируют по телевидению. Первая серьезная стычка у меня произошла с одним, не буду говорить с каким, каналом. Они так испугались того, что я говорю на своих концертах, что наши отношения испортились до такой степени, что теперь у них запрещено даже фамилию мою произносить. Про одного из руководителей этого канала я сказал, что он настолько трус, что, наверное, перед половым актом надевает не один презерватив, а два. А его заместитель, когда передавал ему мои слова, усугубил и заменил два на три.
Пошлость заменила свободу слова. Двое моих учеников пришли со сценарием на этот же канал. Это был пробный вариант юмористической передачи. Так как они много работали со мной, то сценарий написали без пошлых шуток. И продюсер развлекательных передач и спецпроектов канала (он такой спец по пошлости!) сделал им замечание: “У вас не хватает пошлости!” А на каждые 10 минут, как вычислили сегодня те маркетологи, которые создают видимость свободы слова, шуток про пиписьки с какашками должно быть четыре — три про задницу и одна про передницу.
Я очень доволен тем, что говорю об этом не один, что такой мощный и яркий человек, как Парфенов, на это решился. И по существу он сказал то же самое, что я говорю со сцены в каждом концерте. Конечно, можно сказать, что демократия у нас есть. Демократия есть, нет демократов. Оказалось, все очень просто — торгаши боятся за свои деньги, и им совершенно все равно, какого качества они выпускают продукт. Да-да, телевизионные передачи они называют “продуктом”. Это тот же попкорн, это те же мюсли… Когда одного из продюсеров я спросил, смотрит ли он сам тот “продукт”, который выпускает его группа, он ответил: “Этот продукт мы делаем для быдла, поэтому я его не смотрю даже в окончательном виде после монтажа!”
Дорогие друзья! Обращаюсь к тем, кто любит смотреть телевизор. Когда вы его включаете, вспоминайте о том, что вас продюсеры-торгаши считают быдлом. И если государство этот процесс поощряет, то оно к народу относится так же.
Помните о том, что каждый раз, когда вы смотрите скандальную передачу, вы увеличиваете прибыль наших бизнесменов. Чем больше скандал, тем выше рейтинг, тем дороже реклама, тем больше их прибыль. Не забывайте об этом. Вот почему наши каналы так борются между собой за рейтинг. Рейтинг — это их прибыль.
Моя мечта — договориться и когда-нибудь всем вместе поставить торгашей на место таким ходом, которого они не ожидают. Представьте себе — неделю вся страна не включает телевизор! Сколько денег потеряют наши олигархи на рекламах! Некоторые из них, будем надеяться, сойдут с ума от потрясения. Вот только жаль, что договориться нам об этом вряд ли удастся…
Хотя, может быть, хоть денек выдержите? Давайте, а? У всех дома темные экраны, фонды по вычислению рейтингов — без работы, рекламные компании предъявляют претензии телебоссам…
Я хорошо знаю многих сегодняшних телевизионщиков. Некоторые из них — бывшие коммунистические телецензоры. И когда они мне говорят, что теперь стали демократами, я им отвечаю, что бывших бультерьеров не бывает.
Если бы сейчас действительно была цензура, как в советское время, в Интернете не было бы такого количества мнений на разных форумах, в разных блогах. Все это было бы закрыто. Конечно, сегодня политики и чиновники — это люди, которых интересует только прибыль и доход. Если кто-то сомневается, посмотрите, пожалуйста, скандальный предвыборный ролик, который несколько лет назад прославил в Интернете только что избранного главу Харькова по фамилии Добкин...
Здорово сказал Парфенов — у нас власть как покойник, о ней или хорошо, или никак… А я бы добавил вот что — если про пиписьки с какашками можно говорить с экрана, а про власть нельзя, значит, получается, что она вроде как еще хуже?
И в заключение скажу: у нас все не так уж и плохо, если есть такие люди, как Парфенов. Кто-то может сказать — а, понятно, он защищает своего друга… Нет, мы с Парфеновым никогда не дружили. Более того, когда однажды я пригласил его поучаствовать в одном юрмальском событии, он отказался. По его тону я понял, что он относится ко мне настороженно, поскольку я всегда критически отзывался о наших демократах. Парфенов — тот демократ-романтик, которых осталось мало. Был когда-то Листьев, был Собчак… Я не считаю, что демократом-романтиком был, например, Познер. Он всегда был демократом-прагматиком. Сегодня в наследство от Собчака и его искренней веры в то, что у нас все когда-нибудь переменится, нам остался только “Дом-2”. Может, и хорошо, что Анатолий Александрович его не увидел…
Я недолго был романтиком-демократом. Где-то полтора года. Потом разочаровался. И, наверное, у нас с Парфеновым разные взгляды. Но ему от меня — нижайший поклон и уважение, потому что именно такие люди, как он, как Листьев, как Любимов, начинали оживлять нашу страну. А не те олигархи, которые сегодня перехватили у них власть на телевидении и испоганили, истоптали наши романтические мечты своими грязными сапожищами от Гуччи и от Версаче.
Надеюсь, что после Парфенова на смелый поступок отважатся и другие. Я не призываю ни к каким манифестациям и демонстрациям, ни к какому буйству. Я просто считаю, что чем больше мы будем говорить правды хотя бы в Интернете, тем быстрее общественное мнение наберет силу и его уже не смогут замалчивать. Ведь общественное мнение не так бесполезно, как кажется. Когда все вышли на улицы, чтобы поддержать Ельцина, советская власть пала. Нам не надо сдаваться, и Парфенов подал всем пример. Есть проигравшие, а есть сдавшиеся. Так вот — мы сегодня не проигравшие, а сдавшиеся. А этого быть не должно!
P.S. Вот бы нам хоть одного такого политика, как Парфенов! Единственное, если мы его уговорим, то будет жаль лишиться такого телевизионного автора и ведущего. А с другой стороны, может, он немного все поправит, наладит, и обратно — на телевидение. Ведь все-таки творческим людям в политике не место, а если и место, то ненадолго.