please do not be inconsistent i find it infuriating // keep calm, work hard and STOP MIMIMI !!!
В подарок для Файмор оно закончено сегодня, к её Дню рождения!
КошЪ, поздравляю с первой в жизни круглой датой!
Пусть тебе светит солнышко на пути к прекрасному, а удача чешет за ухами.
Глава первая
В смотрящее на булыжную мостовую окно уже полчаса тщетно пыталось пролезть солнце, и то один, то другой лучик, преодолев немыслимые препятствия, всё же успевал заглянуть сквозь плотные занавески лишь затем, чтобы окончить свою короткую жизнь на дощатом полу. В полутёмной комнате на узкой кровати сидел человек, держа в руках простую деревянную флейту. Судя по оттенку его кожи, он был явно из южных стран, чёрные волосы, обычно собранные в хвост, сейчас распущены вороновым крылом и лёгкими волнами лежали на широких плечах. Похоже, он только недавно проснулся, уже успев одеть рубашку, своей белизной так контрастировавшую с его локонами, но почему-то не застегнув её. Глаза цвета благородной стали подёрнуты дымкой задумчивости, тонкие губы изогнуты ухмылкой осознанного превосходства – какими бы ни были его мысли, они точно не являлись печальными, однако и счастливыми их считать мог разве что дурак.
Хорошо выполненная работа действительно не радовала Энтрери в том смысле, в котором обычные люди понимали «радость»: для ассассина, огранившего свою жизнь совершенством как иной мастер-ювелир - ценнейший алмаз, самым светлым чувством, близким к наслаждению от отличного завершения задания, была гордость, да и то ненадолго. По собственному опыту убийца знал – если предаваться ей слишком часто и подолгу, ошибки неминуемы, а в его понимании малейшая погрешность ровнялась смерти, с проведённого на улицах безжалостного города детства вынес он истину: «Выиграть можно тысячи битв, но проиграть всего одну». На протяжении трёх десятилетий это было его жизненным кредо – потерпевший поражение в схватке не достоин единого вздоха, а любой, имевший неосторожность вызвать его на бой, быстро понимал: только смерть остановит поединок. Всегда это была смерть противника калимшанского убийцы.
Громкий стук сапог по лестнице вывел ассассина из глубин самопознания. На стене образовалась дыра, сквозь которую вошёл его компаньон, провёдший ночь, Энтрери это знал точно, у одной из их нанимательниц. С дня памятной проверки, устроенной для двух наёмников сёстрами, прошёл уже месяц, однако человека не покидало чувство, будто к ним всё ещё присматриваются: те три задания, которые Ильнезара и Тазмикелла дали им, были вполне простыми, по крайней мере для исходящих от драконов. Джарлаксл легко подцепил межпространственное устройство, превратившееся в обычный кусок чёрной ткани, с леностью довольного кота прошёл через их комнату, расслабленно опустился в кресло и озорно посмотрел на друга левым глазом – повязка пока закрывала правый.
- Ах, друг мой, как же прекрасно лето даже на этом диком севере! – дроу явно был в отличном настроении, что свидетельствовало не столько о его наслаждении погодой, впрочем, действительно вполне сносной, сколько о том, что у них есть новое дело.
- И что же нам предстоит теперь? – без намёка на заинтересованность спросил Энтрери.
- Ничего такого, мой khal’abbil, с чем не мог бы справиться самый грозный убийца из рода людского во всём Фаэруне!
Ассассин поёжился – похоже, всю работу снова делать ему; кроме того, от идеи нахождения рядом с жизнерадостным и расточающим комплименты тёмным эльфом на протяжении всего дня у него мурашки побежали по спине.
- Избавь меня от своего красноречия на время очередной прогулки по драконьим делам, будь добр.
- Не хватает в тебе всё-таки душевности! А флейта придаёт тебе такой возвышенный вид! – патетически воскликнул Джарлаксл.
Энтрери опустил глаза на инструмент, всё ещё лежащий в его руках. Он никогда не играл на духовых, но прекрасно знал каждую мышцу в своём тренированном теле, так что овладел этим умением буквально за сутки. Выбора всё равно не оставалось: когда дракон предлагает сделать что-либо, это можно считать приказом, неисполнение карается в лучшем случае смертью. С другой стороны, ассассин не знал ни одной мелодии, но когда он брал флейту и подносил к губам, звуки сами складывались в музыку, уносившую его к каким-то неведомым ему самому далям, словно песчинку подхватывали ноты его душу, мысли и страхи растворялись в кристальных водах чистейших незнакомых ему мотивов, сердце замирало в томлении, которому он не мог, да и не хотел давать определения. Он убрал творение Идалии за пояс.
- Соблаговоли всё-таки объяснить, что нового приготовили для нас эти ящерицы?
Дроу поморщился, и Энтрери мысленно усмехнулся, не позволяя отразиться этому на своём лице.
- Друг мой, где твоё воображение? – Вздохнул эльф.
- Я тебе не друг. Может, ты ответишь на заданный вопрос ради разнообразия? – Раздражение начало скрадывать лёд в глазах убийцы, заменяя его пока слегка заметными огоньками гнева.
- Нам надо вернуть восхитительной Ильнезаре кулон, который она некоторое время назад неосмотрительно оставила без присмотра.
- В чём подвох? – Гнев сменился на явное подозрение.
- В том, что кулон подобрали монахи из монастыря Тира, находящегося в лесу неподалёку отсюда, - ответил Джарлаксл, - а для дракона нет ничего более неприятного, чем монахи.
Энтрери зло усмехнулся: - Тогда, может, нам наняться к святошам?
- В таком случае должен предупредить тебя, что память драконов намного дольше твоей жизни, - фыркнул дроу, - а месть за предательство столь же изощрённа и жестока, как и у моего племени.
Теперь пришла очередь ассассина вздыхать.
- Когда пойдём?
- Как поедим, - был ответ.
До монастыря компаньоны добрались, когда уже стемнело. Здание было простым, не претендующим на помпезность храма Денеира в Снежных Хлопьях, но так же полным лицемерия в глазах Энтрери. Калимшанский ассассин презирал всех богов Торила, независимо от пантеона и сферы влияния, для него жрецы и монахи отличались только тактиками боя и способами убийства. В конце концов, кровь у всех одна, как и смерть.
Деревянное добротное строение внутри было задрапировано тяжёлыми портьерами с символами Тира и какими-то рунами, около левой стены стоял пюпитр с открытой книгой, поверх которой лежал искомый наёмниками амулет. Ни звука, ни дуновения, ни присутствия. Слишком просто. Либо это очередная проверка дракониц, либо Джарлаксл втягивает их в очередные неприятности, и Энтрери затруднялся определиться в предпочтениях как и в том, что его больше раздражает. Осмотрев внимательнейшим образом подставку с томом и не заметив ловушек, ассассин напрягся ещё больше, потом со вздохом потянулся и взял кулон рукой в магической перчатке. Тысячи иголочек боли пронзили мышцы, магическая сила артефакта пульсировала в теле, огнём растекаясь по венам, ясно давая понять – подвеска обладала колоссальной силой явно недоброго происхождения.
Сжав зубы и борясь с немотой в теле, Энтрери повернулся к дроу. Тот, казалось, совершенно не обращал внимания на происходящее со своим партнёром, рассматривая драпировки и беззаботно улыбаясь. Успокоив волну гнева и очередное, бессчётное желание убить тёмного эльфа на месте, ассассин повернулся к выходу и вышел наружу. Боль немного отступила, и он снова посмотрел на руку с зажатым в ней кулоном, чувствуя с вещицей некую солидарность: похоже, ей так же не нравились жрецы, храмы, монахи и атрибутика веры.
Джарлаксл вышел следом, мурлыча под нос какой-то легкомысленный мотивчик, словно вышел на прогулку подышать свежим воздухом.
- Дроу, во имя девяти кругов ада, заткнись! – Прорычал убийца.
- Успокойся, khal’abbil, чем дальше будем мы уходить от этого места, тем легче будет твоя ноша, - улыбнулся эльф.
Энтрери выругался – бывший лидер мензоберанзанских наёмников с самого начала всё продумал и, конечно, знал наперёд об артефакте и его особенностях. Резко развернувшись, ассассин быстро зашагал в сторону города, Джарлаксл не отставал.
- Мир полон противоречий и загадок. Жрецы светлых богов охотятся за артефактами разрушения и хранят их в святых чертогах; наземные эльфы расправляются с дроу с не меньшей жестокостью, чем некогда изгнанные ими в Подземье родичи; ночь считается временем убийц и воров, однако превозносится в каждой второй песне бардами как «благословенная тьма», «пора блаженной неги и романтических переживаний». Ах, друг мой, как же этот мир прекрасен!
Под аккомпанемент подобных философских и глубоко безразличных Энтрери рассуждений, которые он не удосуживался не только запоминать, но даже слушать, они дошли до Гелиогабалуса. Джарлаксл откланялся, сославшись на срочные неотложные дела, а ассассин отправился в их квартиру, усмехаясь: когда-нибудь Ильнезара сожрёт его за постоянные измены. Энтрери не сомневался – дроу отправился к той официантке, которую заприметил днём в таверне недалеко от их нынешнего жилища, «рыжей тигрице». Он не возражал, он был даже рад избавиться от надоедливого тёмного эльфа и быть предоставленным самому себе.
Поднявшись по скрипучей лестнице и при этом не произведя ни звука, калимшанец отворил дверь, слегка заметным движением обезвредив собственные ловушки и таким же привычным, почти нежным образом устанавливая их обратно. Небрежно положив амулет на каминную полку, убийца достал из-за пояса флейту Идалии. А почему бы ему, собственно, в эту летнюю, всё ещё молодую ночь не подняться на крышу их с Джарлакслом дома и не сыграть? Когда он был начинающим ассассином, он ненавидел день, предпочитая «благословенную тьму», как выразился дроу, яркому свету, это являлось безоговорочным условием его профессии, логичным последствием, подобный образ жизни был абсолютно естественен. Энтрери не находил ничего поэтичного или романтичного в южных ночах, воспринимая это время суток как выгодного и верного союзника, и только, однако отчего-то его тянуло сейчас на кровлю, почти физическое ощущение заставило его вздрогнуть. Он внимательно, уже в который раз за месяц, посмотрел на подарок сестёр-дракониц. А почему бы и нет? Он ведь ничего не теряет, верно?
Вздохнув, убийца вышел из комнаты и направился на крышу. Мириады звёзд мерцали на чёрном бархате северного неба, словно кто-то из богов по доброте или недосмотру рассыпал их слишком много, зрелище захватывало дух всех без исключения людей, кроме одного. Ассассин провёл пальцами по тёплому дереву инструмента, закрыл глаза, и тонкая нота взорвала тишину, проникая в его сознание. Он пришёл в себя только когда на горизонте забрезжил рассвет.
«Когда-нибудь меня это погубит» - одна и та же печальная мысль в очередной раз полоснула по сознанию. Сколько раз порывался он выкинуть, сломать, растоптать эту проклятую флейту, как же искренне он ненавидел её, презирая за силу открывать чужое сердце. Однако творение монаха всё равно всегда возвращалось за его пояс на ставшее уже привычным место. Внезапно ещё одна мысль пронзила его – он сидит на крыше дома в столице северной страны Даммары и любуется восходом солнца. Это было уже слишком! Он же не бейлоров паладин, и тем более не весьма известный следопыт-дроу, купающийся в лучах рассвета каждый божий день и тщетно надеющийся смыть с себя черноту кожи и прилипшую к душе тьму родного мира!
Почти звериный рык гнева вырвался из груди ассассина, когда он резко вскочил на ноги, развернулся и в бешенстве двинулся в лестнице, ведущей на площадку перед дверью квартиры двух наёмников. Джарлаксл, скорее всего, уже вернулся и встретит его ехидным взглядом или едким замечанием, ведь застать его спящим представляется невозможным, если он сам этого не хочет. Энтрери мысленно выругался на себя за несдержанность и принялся «разоружать» дверь. Войдя и возвращая ловушки на место, он вдруг понял, что в комнате что-то изменилось, инстинкты убийцы хоть и не были приоритетными в среде обычных людей, но всё же давали огромное преимущество тому, кто решил связать свою жизнь, даже на короткое время, с самым непредсказуемым и опасным дроу Фаэруна, не говоря уже о возможности выжить рядом с таким соратником.
Ассассин обернулся и внимательно осмотрел помещение за несколько коротких секунд: две постели, обе несмяты, значит, Джарлаксл ещё не вернулся; стол и два кресла с высокими спинками, очень удобных, хотя убийца и считал их бесполезной роскошью, ему вполне хватило бы обычного стула; комод, в одном из ящиков которого покоились пара стопок белых шёлковых рубашек, а ещё в одном – различные зелья, мази, яды; камин, в это время года не горящий, поскольку ночами хоть и было прохладно, но не настолько; каминная полка с кучей безделушек – вон памятный подсвечник, живое напоминание о том, как обоих партнёров обвели вокруг пальца их нанимательницы. Тут Энтрери понял, чего не хватало – кулон Ильнезары исчез. В три длинных быстрых шага обойдя кресло, калимшанец с удивлением уставился на странное и пугающее зрелище: на полу лежала несносная красная шляпа его друга-дроу, а рядом с ней – медальон медной драконицы. Тысячи вопросов успели пронестись в голове ассассина, когда шляпа вдруг начала двигаться. Если бы не шок, Энтрери точно рассмеялся б, но сейчас ему было не до веселья.
С кинжалом в правой руке убийца наклонился и левой резко поднял широкополое оскорбление моды. Будь он человеком более слабых нервов, он бы точно вскрикнул – под шляпой сидел рыжий комочек шерсти и дрожал как осиновый лист. Проклиная Джарлаксла на чём свет стоит и обещая ему самую неприятную и мучительную смерть за такой сюрприз, ассассин бросил шляпу на кровать дроу и поднял комочек за шкирку.
Это оказался котёнок, на вид месяцев десяти, рыжая нежная шёрстка ласкала пальцы, а кончик хвоста был белый и подёргивался из стороны в сторону. Энтрери мог бы оценить подобный подарок и в благодарность разделать бывшего наёмника не так жестоко, как вдруг заметил глаза животного. Они были ярко красного цвета, а их выражение почему-то напоминало выражение глаз Джарлаксла. Не желая верить собственным догадкам и отправив мяукнувшего от возмущения кота вслед за шляпой, ассассин наклонился и подобрал с пола золотой амулет. На нём красовался рисунок лапы с парой изумрудов, по форме напоминающих кошачьи глаза, которые то загорались странным светом, то потухали. Переведя взгляд на рыжее неуклюжее недоразумение, лежащее на кровати его приятеля, человек ухмыльнулся, а после и вовсе открыто рассмеялся, убирая кинжал в ножны на правом боку. Всё-таки всеобъемлющая тяга дроу к приключениям и магическим артефактам вышла ему боком.
Глава втораяАртемис Энтрери знал об очень многих проклятьях, это было обязательным условием для выживания того, кто превратил искусство тихого убийства в способ заработка и взобрался на недостижимую большинством вершину мастерства. Став лейтенантом одной из крупнейших гильдий Калимпорта, он часто встречался с колдунами и волшебниками, много раз видел, как во время внутренних стачек или ликвидации неугодных, слишком зарвавшихся гильдий маги превращали врагов в тараканов или лусканских лягушек. При личных беседах он отвечал презрением на их презрение, а все они как один были высокомерны. Парочку кудесников он даже убил во время деловых переговоров, однако запугал много больше.
Обычные люди, торговцы любого пошиба, воины боялись чародеев, хотя все утверждали обратное, подкрепляя уверенность алкоголем и загнанно озираясь в поисках человека в мантии. Паши считали наличие минимум одного колдуна обязательным для процветания гильдии и, в общем, были правы: многие из них также изучали алхимию, могли накладывать чары на предметы, некоторые даже создавали артефакты значительной силы, как к примеру старый друг паши Дадаклана. Однако неловкость при общении с волшебниками, явную или нет, испытывали практически все, возможно потому, что для убийства им не нужно было подходить к противнику. Лейтенант Рейкерсов погиб от молнии, ударившей средь ясного дня из чистого неба, когда прохаживался по базарной площади в толпе торгашей. На застывших от ужаса глазах зевак тень дома вытянулась и утащила в подпространство пашу Кадова вместе с многочисленной его охраной, долго ещё по улицам гуляли отзвуки хруста их костей. Стайка бесов за минуту разорвала на части группку воинов какой-то младшей гильдии, а после твари разлетелись по близлежащим закоулкам в поисках новых кровавых развлечений. Причин для страха перед магами было достаточно.
Энтрери же очень быстро убедился ещё и в их слабостях. Во время боя колдуны окружали себя защитными чарами, однако все они имели ограниченное время действия или же разрушались от физических атак. Кроме того, для сотворения заклятий им нужно было сконцентрироваться, стоило отвлечься лишь на секунду – и заново приходилось начинать прочтение заклинания. Этими слабостями ассассин пользовался со свойственным ему мастерством, ведь заказы на волшебников составляли примерно четверть его работы, и он быстро изучил тактику врага. Дошло до того, что даже в гильдии магов не чувствовали себя маги в безопасности, ведь входя в тёмные комнаты, они начинали вспоминать тех, кто желал бы их смерти. Убийце нравилось, как его собственная магия – магия ловушек и кинжала, ловкости и скрытности – оказывалась сильнее их хвалёных чар, как удивление мелькало в до того уверенном взгляде умирающих. Хотя и ему не всегда удавалось избежать магических ран. Чародеи всегда привносили в схватку что-то новое, и это будоражило его кровь.
Калимшит знал, что любое проклятье имеет срок годности, потому, наблюдая за пытающимся подняться на две задние лапки напарником, лишь вновь громко рассмеялся. Котёнок вставал на вытянутые лапы и спустя мгновенье терял равновесие, плюхаясь набок. Это было так забавно, что ассассин на секунду даже позабыл, кем именно этот комочек шерсти является, однако стоило его взгляду столкнуться с растерянным взглядом алых кошачьих глаз, как он тут же вспомнил. Подобрав с пола глазную повязку дроу, он бросил её на каминную полку к чёрно-белому божку, и подошёл к кровати Джарлаксла, рассматривая несуразное животное ближе: рыжий гладкий окрас, белые усы и кончик подёргивающегося хвоста, шерсть взъерошена от непрестанной возни и попыток подняться.
– Да ты породист, друг мой! – в очередной раз рассмеялся человек, поднимая кота за шкирку. – Я разрешу твои сомнения, дроу: ты кот, а они ходят на четырёх лапах.
Вертящийся в его руках котёнок замер, в ужасе воззрившись на убийцу, пару раз его рот открывался, будто он порывался что-то сказать. Энтрери опустил его обратно на покрывало, раздумывая, куда бы деть шляпу, когда вдруг услышал тихое «мяу». С этим звуком пришло полное осознание происходящего. Так долго всегда сдержанный калимшит не смеялся никогда. Он даже отошёл на пару шагов от постели наёмника и медленно осел на пол, содрогаясь всем телом. Стоило ему немного успокоиться, как он переводил взор на партнёра, и немой укор в огромных глазах вновь вызывал приступ хохота. С каким-то странным удивлением он обнаружил, что из уголков его глаз текут слёзы от смеха, и взял себя, наконец, в руки. Пусть ситуация и забавна, но их прогулка по лесу заняла несколько часов, а давление медальона, хотя и ослабевающее, на обратном пути нисколько не облегчало дороги. Встречаться с драконицами человек не хотел, да и сколько могло продержаться это проклятье? Сутки? Трое? Ильнезара вполне может подождать возвращения своей милой побрякушки ещё пару дней, в конце концов для древней ящерицы это не срок. Решив таким образом и всё ещё тихо хихикая, ассассин поднялся на ноги и, подойдя к двери, повесил плащ и шляпу на крючки и быстро установил ловушки, обернувшись, чтобы смерить котёнка выразительным взглядом. Бегло проверил оба окна и, удовлетворившись результатами осмотра, перешёл к камину. С постели дроу раздалось ехидное фырканье, и убийца вновь посмотрел на животное, но говорить ничего не стал. Спустя полминуты южанин сел на свою кровать, не глядя всадил кинжал в стену, точно в углём нарисованную фигуру в широкополой шляпе, сбросил сапоги и, не раздеваясь, завернулся в покрывало:
– Приятных тебе кошачьих снов, дроу.
Ему снился Калимшан, перекатывающиеся в порывах ветра очертания барханов и чёрные стены Мемнона, бесконечные коридоры гильдий, караваны торговцев, передвижные лагеря кочевников. Ему никогда не снились люди, просто куклы без лиц, у каждой из которых свой срок годности. Тысячи раз желали ему враги видеть лица собственных жертв во сне, грозились приходить по ночам в видениях, однако такого с Энтрери не случалось никогда. Вот и сейчас верблюды тянули повозки, в которых не было возницы. Одно из животных повернулось к нему, совсем по-человечески двигая губами, только он не мог услышать слов. Тогда оно странно ухмыльнулось и требовательно мяукнуло. Ассассин резко проснулся.
На соседней постели, на том же месте, где калимшит оставил его, сидел рыжий котёнок и пристально смотрел на человека. Энтрери усмехнулся, выдёргивая из стены кинжал и пряча его в ножны, затем аккуратно взял с тумбочки флейту и убрал её за пояс. Серые глаза скользнули по закрытым ставням, прикидывая положение солнца по теням на стене противоположного дома: почти десять, до встречи с заказчиком ещё есть пара часов. Его мысли вновь прервало требовательное «Мяу!» Решив разобраться с напарником позже, ассассин быстро надел сапоги и, молча закутавшись в плащ от прохладного августовского ветерка, вышел из их квартиры. Оказавшись на улице, он первым делом направился в таверну и, заказав себе какой-то завтрак, понял, чего же хотел от него Джарлаксл.
Дроу был голоден. Когда официантка, чуть пугливо улыбнувшись, принесла еду, убийца попросил стейк и протянул ей свою флягу для воды. Вариант кормления кота сырым мясом он отмёл сразу: двеомер влиял на внешность, но не на вкусы. Хотя Энтрери знал, что со временем магия начнёт поглощать и сознание его напарника, однако надеялся на то, что медальон содержал простое проклятье. Шанс был невелик, ведь он сам ощущал едва выносимое давление артефакта, но всё же решил выждать пару дней. С такими мыслями он, спустя двадцать минут, открывал дверь квартиры. Котёнок топтался у порога и с ходу начал обвинительно-жалобно мяукать, подёргивая хвостом.
– Я тебя понял, дроу, заткнись, – фыркнул калимшит и подошёл к камину. – Держи.
Энтрери поставил на стол тарелку и положил на неё кусок мяса, затем начал оглядываться в поисках блюдца. Он точно помнил, что месяц назад оно где-то было, вроде на…
– Мяу!
Ассассин в раздражении оглянулся и увидел, что Джарлаксл не двинулся с места, выразительно переводя глаза на край стола и обратно на человека.
– Я повторю: ты кот. Запрыгнуть на стол для тебя труда не составит. Хотя… – калимшит быстро посмотрел на белый кончик хвоста и добавил: – Я могу помочь тебе.
Похоже, довод подействовал. Увидев, как кот изготовился к прыжку, Энтрери усмехнулся и вернулся к прежнему заданию. Блюдца он не нашёл, зато в верхнем ящике комода обнаружилась их посуда. Вообще, напарники обычно ели в тавернах, ничего не принося в квартиру, так что находка оказалась для человека лёгким сюрпризом. Две белые тарелки, два ножа и две вилки с одинаковыми узорами на ручках, два изящных бокала на тонких, высоких ножках из сильвермунского зачарованного хрусталя. Всего по паре. Неужели они настолько сжились? Внезапный грохот вывел из задумчивости. Кот с размаху взлетел на стол, но не рассчитал силы и при попытке погасить инерцию смёл на пол витиеватый подсвечник. Само животное, вцепившись когтями в расчерченную теперь царапинами столешницу, свисало с края и тихо ворчало, подтягиваясь вверх. Ассассин подавился смешком и достал один из бокалов. Джарлаксл даже в нынешней форме оценит подобную иронию.
– Как неосторожно, мой пушистый друг!
Наполнив до краёв фужер водой и поставив его на стол, калимшит с минуту понаблюдал за пытающимся отгрызть кусок стейка напарником и вздохнул. Откусывать кошачьи, похоже, умели плохо, что добавляло проблем. Взяв из комода набор приборов, Энтрери порезал мясо на маленькие кусочки и всерьёз подумал о том, чтобы отнести трижды клятый медальон вместе с излишне любопытным эльфом Ильнезаре. Солнечный зайчик, на мгновенье ослепив человека, напомнил о времени и назначенной встрече. Что ж, герцог ждать не будет. Пока что. Только остался маленький нерешённый вопрос.
– Дроу, один «мяу» для «да», два – для «нет». Понятно?
Не переставая жадно поедать завтрак, кот утвердительно мяукнул.
– Вот и договорились.
Забрав болеро, убийца вышел.
Вернулся Энтрери незадолго до заката и даже не успел среагировать, когда Джарлаксл ловко прошмыгнул в открывшуюся дверь мимо него и скрылся в темноте. Похоже, в кошачьем обличии дроу стал быстрее. Однако мимолётное раздражение сменилось задумчивостью, и к куче вопросов прибавился ещё один. Как позволить животному беспрепятственно входить и выходить из их квартиры? Оставлять малейшую щель в собственных ловушках ассассин не собирался, сразу отметая подобную идею. Воспользоваться межпространственной дырой напарника также не представлялось возможным – слишком велика. Убийца вздохнул, во второй раз за день всерьёз подумав об Ильнезаре. Подойдя к камину, он аккуратно взял медальон, и кожу под перчаткой защекотали искорки сильной магии. Ожидаемо украшение вновь матово отсвечивало золотой гладкой поверхностью, ни узоров, ни драгоценных камней. Минуты две Энтрери смотрел на размытое отражение огня, а затем со вздохом положил артефакт обратно.
Брать с собой. Единственно возможный и относительно простой способ выгуливать кота. Дроу нельзя обвинить в неразумности, излишне раздражать или мешать калимшиту он не будет, в конце концов они отлично сработались за те несколько месяцев, что путешествовали по Северу. Ассассин не заметил, что сел в одно из кресел у камина, а его пальцы выписывали узоры, покручивая флейту Идалии. Да, они на удивление дополняли друг друга, вопреки собственным навыкам и привычной тактике. Оба рассчитывали на неожиданность, оба предпочитали бить из-за чьей-то спины и в бою ставку делали на собственную ловкость и хитрость, а не мощные доспехи. Однако находчивость и опыт напарников позволяли им всегда опережать превосходящих числом соперников и побеждать даже в заранее проигрышных ситуациях. Скрежет снаружи заставил на секунду насторожиться. Бросив взгляд на флейту и небрежно кинув её на стол, Энтрери открыл дверь, вторая его рука расслабленно лежала на гарде кинжала.
– Ещё раз попробуешь так сбежать, и останавливать тебя будет мой кинжал.
Кот, фыркнув, деловито пересёк комнату и запрыгнул на кровать ассассина. Человек приподнял бровь, закрывая дверь и вполглаза следя за принюхивающимся животным. Вопрос о том, насколько эльф в новом обличие будет придерживаться старой тактики общения, отпал. Только Энтрери давно перешагнул собственные границы в обращении с напарником, и он прекрасно это осознавал. Смотря, как Джарлаксл устраивается на покрывале, калимшит вновь подумал, не специально ли дроу навлёк проклятье на себя. Хотя нет, это невозможно, слишком уж велик риск, а выгоды нет. Круги вероятностей расходились от подобной мысли как от капли на кристально гладкой поверхности озера. Наёмник, может, хотел доказать что-то? В чём-то убедить? Ещё один жизненный урок? Он качнул головой, опять обнаружив, что его пальцы гладят тёплое дерево флейты.
Энтрери сел и, прикрыв глаза, поднёс к губам инструмент. Главное правило – не гадай, просто не верь – он прекрасно помнил и не собирался забывать. Если будет необходимость, он скрестит клинки с Джарлакслом и не станет останавливать руку перед смертельным ударом, как и сам эльф готов продать его при условии достаточно соблазнительной цены. Просто это потом, а не сейчас. Сейчас же ноты складывались в музыку, огонь от трёх свеч разрисовывал размытыми тенями деревянные стены, а время тянулось будто бесконечная струна. Уже темно, стих гомон дня, отгремели хмельные вечерние вопли. И странное живое тепло согревало ноги, знакомое и родное, будто так было когда-то, в другой жизни, или должно было быть, приятная тяжесть, словно…
Ассассин взвился на ноги даже быстрее, чем смог отдать себе отчёт в своих действиях, флейта Идалии со звонким стуком ударилась об изголовье постели дроу. В стальных глазах горело бешенство, Энтрери подлетел к упавшему с его колен коту и рукой прижал животное за шею к полу, доставая кинжал.
– Если ты ещё раз посмеешь приблизиться ко мне, я убью тебя, – тяжело, с расстановкой произнёс убийца. Это был Джарлаксл, дроу-наёмник, один из самых смертоносных мужчин, которых встречал Энтрери, однако рыжая шерсть щекотала пальцы, рождая иллюзию, в которую человек уже угодил.
Глава третья, последняяАссассин был в ярости, чувство, которому он редко позволял собой овладевать. Взяв кота за шкирку и не обращая внимания на громкие вопли, Энтрери пинком открыл дверь, выкинул напарника на площадку, на калимшанском наречии выплюнув проклятье вслед трепыхнувшемуся кончику хвоста, и с грохотом захлопнул обратно дверь. Он едва сдержался, чтобы не прирезать слишком давившего на него дроу, пусть тот будет благодарен за проявленное милосердие. Стискивая зубы от накатывающей волнами злости, человек шагами мерил комнату, взгляд его выхватывал из окружения мелкие детали, на каждой - словно отпечаток эльфа. Тонкие губы растянулись в сардонической усмешке: сейчас в его жизни не было ничего, что не носило бы образа Джарлаксла. Коготь Шарона - осада Далабада; белые рубашки, новые сапоги, ножны, перчатки, плащ, шляпа - странные подарки; даже его отражение, мельком пойманное в зеркале, принадлежало не только ему. О, и конечно же - флейта Идалии. Он поднял с покрывала инструмент и внимательно его осмотрел, будто ожидая осуждающего голоса трижды клятого монаха. В очередном приступе он отбросил флейту, в последний момент уменьшив силу, унимая отчаянное желание переломить дерево пополам.
Она предавала его, делая слабым и уязвимым, она будила эмоции, которые он запер на замок десятилетия назад, заставляла его верить и мечтать. Энтрери ненавидел творение Идалии холодной, обречённой ненавистью, как заключённый ненавидит слишком доброго надзирателя за ту светлую надежду, что никогда не сбудется. И всё же отречься от этой надежды он не мог, пусть магия и мелодии насильно проталкивали её ему в глотку, потому что понимал: в мире существует красота, доверие, любовь, все те вещи, за которые боролся Дзирт До'Урден и готов был умереть. Смуглые пальцы невзначай коснулись рукояти кинжала. Клинок, полученный им по праву сильнейшего, единственная вещь, принадлежащая только ему. Ассассин вздохнул, рассматривая прямое, идеально острое лезвие. Капля крови - и противник лишится души, оружие заберёт всё, что сможет, не оставляя взамен даже пустоты. Убийца никогда не жалел о тех, кто пал его жертвами, мало кто из них достоин был лучшей участи, и по сути всё равно, чей удар оказывался последним в их жизни, его или пьяницы в дешёвом трактире, ревнивого мужа за тёмным проулком, другого наёмника. Умирали так или иначе все.
Энтрери тряхнул головой, сбрасывая на минуту овладевшее им оцепенение, и метнул кинжал в изголовье своей постели. Дроу вернётся скорее всего утром, будет скрестись в дверь и жалобно мяукать. Калимшит усмехнулся - как же ему знакомы повадки Джарлаксла. Даже в обычных ситуациях, когда наёмник оказывался неправ, нарушая только сложившиеся хрупкие границы, он изображал искреннее недоумение или раскаяние, а убийца никогда не верил. Только наивный дурак мог поверить тёмному эльфу, а Артемис Энтрери никогда таковым не был. Пусть мысли о своеобразной дружбе наёмников иногда проносились в его голове, но случалось это нечасто.a
Однако утро принесло скорее разочарование и раздражение: выходя из квартиры и устанавливая ловушки, ассассин не заметил следов кота. Почему дроу всегда усложнял всё, во что оказывался вовлечённым или что придумывал? Солнце недавно взошло и слепило глаза, заставляя прохожих щуриться. “Друг мой, ты совершенно не умеешь получать удовольствие от приключений”. Пристальный взгляд алого глаза, лёгкая, совсем недружелюбная полуулыбка.
Ассассин удивлённо заметил, что его пальцы уже минут пять покручивают нож, а к своему завтраку он так и не притронулся. В Гелиогабалусе он ни разу не видел бездомных животных: либо они суровой зимой намертво замерзали, либо становились чьей-нибудь добычей. Джарлаксл не мог не знать этого, хотя сама мысль о том, что пятисотлетний наёмник, играющий огромным городом тёмных эльфов как иные паши побоялись бы играть в карты, может погибнуть, казалась абсурдной. Тот, у кого магических уловок больше, чем у самого искусного чародея, кто способен запугать, обмануть и с потрохами продать пару-тройку крупных калимпортских гильдий за неделю. И всё же он не неуязвим, Энтрери ведь помнил историю с Креншинибоном, пусть и существовало негласное правило между напарниками не говорить об осколке. Поразительное свойство Джарлаксла: если ему что-то не нравилось, он заставлял это исчезнуть.
Кот обнаружился днём, за две страницы до конца книги, которую убийца за последние пару недель успел изучить почти целиком. Тихое мяуканье на площадке снаружи его тонкий слух различил не сразу, да он и не спешил открывать. Закрыв потёртый кожаный переплёт и спрятав книгу в тайник, человек прислушался: на лестнице стояла тишина. Что бы он ни собирался сказать, резко распахивая дверь, слова застряли у него в горле. Тремя ступенями ниже лежал котёнок, белый кончик его хвоста был весь в странно чёрной грязи, шесть местами отсутствовала вовсе, всё поджарое гибкое тело покрывала корка засохшей крови.
- Твою ж мать, дроу!
Разом перемахнув расстояние до напарника и убедившись в отсутствии преследования, Энтрери подхватил раненого и быстро занёс в их квартиру, не забыв зарядить ловушки не только свои, но и Джарлаксла: мало ли на кого наткнулся излишне любопытный эльф, это вполне мог быть и маг. Не раздумывая, ассассин аккуратно уложил животное на свою кровать и подошёл к комоду. Второй снизу ящик – два зелья. Обратно к постели. Калимшит сел, положив кота себе на колени, пальцами обхватил уютно помещающуюся в ладони рыжую голову и влил в открытую пасть всю склянку, внимательно осматривая повреждения: парные рваные раны, на задней лапе огромный синяк, три сломаных ребра. Царапины глубокие, особенно в районе живота. Спустя минуту синяк почти исчез, появились тонкие волоски на коже, однако заживление шло слишком медленно. Человек ругнулся и открыл второе зелье, часть выливая на руки. Чуткие пальцы ловко, с невиданной лаской начали поглаживать раны, распределяя по ним вязкую жидкость, что подействовало почти моментально. Убедившись, что жизни напарника уже ничто не угрожает, Энтрери переложил его на покрывало, укрывая сверху плащом, и направился за водой. К его возвращению излечившийся, безумно уставший наёмник спал беспробудным сном, иногда мелко подрагивая.
Проснулся Джарлаксл спустя девять часов, издав хриплое “Мяу”, и обнаружил себя лежащим на коленях сидящего перед камином ассассина. Смуглые пальцы слегка ерошили лоснящуюся рыжую шёрстку чуть ниже его правого уха, в комнате стоял сильный запах крови с примесью лечебных трав.
- Вижу, ты проснулся, дроу. Это хорошо.
Убийца медленно поднялся, перекладывая кота на стол, и рукой в перчатке взял с полки медальон Ильнезары.
- Идём. И нет, - заранее пресекая спор, усмехнулся Энтрери, - кормить я тебя не буду, поешь у своей ящерицы, если она снизойдёт до этого.
Всю дорогу до башни драконицы, находящейся за пределами города, эльф протестующе мяукал и фыркал, семеня рядом с напарником, человек даже примерно мог представить, что именно желал ему сообщить кот, но предпочитал игнорировать собственные догадки. У него и так слишком много тревожных мыслей роилось в голове, пусть лицо оставалось беспристрастным. Встречи с нанимательницами нервировали калимшита всегда, потому он позволял все дела с ними вести Джарласлу, который явно был не против. Кроме того, шёпот флейты продолжал бередить его душу призрачными надеждами дружбы и доверия, собственный секундный ужас за жизнь дроу отголосками метался в сознании. Энтрери всегда трезво оценивал свои эмоции, потому мог держать их под контролем. В окнах башни зажёгся свет.
- Как долго! – капризно воскликнула Ильнезара, выхватывая цепочку с кулоном из руки ассассина. Лёгкой, непередаваемо грациозной походкой она удалилась в свою сокровищницу, вернувшись оттуда почти сразу. – Итак?
Из-за спины убийцы вышел котёнок, вызвав у женщины приступ звонкого смеха. Взмах элегантных пальцев – и Джарлаксл вновь стал собой, не хватало только шляпы и повязки.
- Неаккуратно получилось, хоть я догадывалась, почему ты так долго не идёшь ко мне, мой милый дроу, - хихикнула Ильнезара, проводя подушечка пальцев по гладкой чёрной шее наёмника, и мурлыкнула, - я соскучилась по тебе.
Энтрери развернулся и толкнул входную дверь, их очередной заказ закончен, а с наградой пусть разбирается тёмный эльф. И всё же, выходя в темноту северной ночи, ассассин бросил странный взгляд на напарника. Такого взгляда у человека Джарлаксл не видел никогда, и его губы растянула улыбка, хотя сказал он совсем не то, что думал:
- Моя прекрасная госпожа, простите мне моё любопытство, я не ожидал подобного мощного проклятья…
Дальше калимшит не слышал и не желал знать, он понимал, что чересчур многое сказал последним взором.
Дроу вернулся спустя четыре часа, входя в их с ассассином логово, но убийцы там не оказалось.
КошЪ, поздравляю с первой в жизни круглой датой!
Пусть тебе светит солнышко на пути к прекрасному, а удача чешет за ухами.
Глава первая
В смотрящее на булыжную мостовую окно уже полчаса тщетно пыталось пролезть солнце, и то один, то другой лучик, преодолев немыслимые препятствия, всё же успевал заглянуть сквозь плотные занавески лишь затем, чтобы окончить свою короткую жизнь на дощатом полу. В полутёмной комнате на узкой кровати сидел человек, держа в руках простую деревянную флейту. Судя по оттенку его кожи, он был явно из южных стран, чёрные волосы, обычно собранные в хвост, сейчас распущены вороновым крылом и лёгкими волнами лежали на широких плечах. Похоже, он только недавно проснулся, уже успев одеть рубашку, своей белизной так контрастировавшую с его локонами, но почему-то не застегнув её. Глаза цвета благородной стали подёрнуты дымкой задумчивости, тонкие губы изогнуты ухмылкой осознанного превосходства – какими бы ни были его мысли, они точно не являлись печальными, однако и счастливыми их считать мог разве что дурак.
Хорошо выполненная работа действительно не радовала Энтрери в том смысле, в котором обычные люди понимали «радость»: для ассассина, огранившего свою жизнь совершенством как иной мастер-ювелир - ценнейший алмаз, самым светлым чувством, близким к наслаждению от отличного завершения задания, была гордость, да и то ненадолго. По собственному опыту убийца знал – если предаваться ей слишком часто и подолгу, ошибки неминуемы, а в его понимании малейшая погрешность ровнялась смерти, с проведённого на улицах безжалостного города детства вынес он истину: «Выиграть можно тысячи битв, но проиграть всего одну». На протяжении трёх десятилетий это было его жизненным кредо – потерпевший поражение в схватке не достоин единого вздоха, а любой, имевший неосторожность вызвать его на бой, быстро понимал: только смерть остановит поединок. Всегда это была смерть противника калимшанского убийцы.
Громкий стук сапог по лестнице вывел ассассина из глубин самопознания. На стене образовалась дыра, сквозь которую вошёл его компаньон, провёдший ночь, Энтрери это знал точно, у одной из их нанимательниц. С дня памятной проверки, устроенной для двух наёмников сёстрами, прошёл уже месяц, однако человека не покидало чувство, будто к ним всё ещё присматриваются: те три задания, которые Ильнезара и Тазмикелла дали им, были вполне простыми, по крайней мере для исходящих от драконов. Джарлаксл легко подцепил межпространственное устройство, превратившееся в обычный кусок чёрной ткани, с леностью довольного кота прошёл через их комнату, расслабленно опустился в кресло и озорно посмотрел на друга левым глазом – повязка пока закрывала правый.
- Ах, друг мой, как же прекрасно лето даже на этом диком севере! – дроу явно был в отличном настроении, что свидетельствовало не столько о его наслаждении погодой, впрочем, действительно вполне сносной, сколько о том, что у них есть новое дело.
- И что же нам предстоит теперь? – без намёка на заинтересованность спросил Энтрери.
- Ничего такого, мой khal’abbil, с чем не мог бы справиться самый грозный убийца из рода людского во всём Фаэруне!
Ассассин поёжился – похоже, всю работу снова делать ему; кроме того, от идеи нахождения рядом с жизнерадостным и расточающим комплименты тёмным эльфом на протяжении всего дня у него мурашки побежали по спине.
- Избавь меня от своего красноречия на время очередной прогулки по драконьим делам, будь добр.
- Не хватает в тебе всё-таки душевности! А флейта придаёт тебе такой возвышенный вид! – патетически воскликнул Джарлаксл.
Энтрери опустил глаза на инструмент, всё ещё лежащий в его руках. Он никогда не играл на духовых, но прекрасно знал каждую мышцу в своём тренированном теле, так что овладел этим умением буквально за сутки. Выбора всё равно не оставалось: когда дракон предлагает сделать что-либо, это можно считать приказом, неисполнение карается в лучшем случае смертью. С другой стороны, ассассин не знал ни одной мелодии, но когда он брал флейту и подносил к губам, звуки сами складывались в музыку, уносившую его к каким-то неведомым ему самому далям, словно песчинку подхватывали ноты его душу, мысли и страхи растворялись в кристальных водах чистейших незнакомых ему мотивов, сердце замирало в томлении, которому он не мог, да и не хотел давать определения. Он убрал творение Идалии за пояс.
- Соблаговоли всё-таки объяснить, что нового приготовили для нас эти ящерицы?
Дроу поморщился, и Энтрери мысленно усмехнулся, не позволяя отразиться этому на своём лице.
- Друг мой, где твоё воображение? – Вздохнул эльф.
- Я тебе не друг. Может, ты ответишь на заданный вопрос ради разнообразия? – Раздражение начало скрадывать лёд в глазах убийцы, заменяя его пока слегка заметными огоньками гнева.
- Нам надо вернуть восхитительной Ильнезаре кулон, который она некоторое время назад неосмотрительно оставила без присмотра.
- В чём подвох? – Гнев сменился на явное подозрение.
- В том, что кулон подобрали монахи из монастыря Тира, находящегося в лесу неподалёку отсюда, - ответил Джарлаксл, - а для дракона нет ничего более неприятного, чем монахи.
Энтрери зло усмехнулся: - Тогда, может, нам наняться к святошам?
- В таком случае должен предупредить тебя, что память драконов намного дольше твоей жизни, - фыркнул дроу, - а месть за предательство столь же изощрённа и жестока, как и у моего племени.
Теперь пришла очередь ассассина вздыхать.
- Когда пойдём?
- Как поедим, - был ответ.
До монастыря компаньоны добрались, когда уже стемнело. Здание было простым, не претендующим на помпезность храма Денеира в Снежных Хлопьях, но так же полным лицемерия в глазах Энтрери. Калимшанский ассассин презирал всех богов Торила, независимо от пантеона и сферы влияния, для него жрецы и монахи отличались только тактиками боя и способами убийства. В конце концов, кровь у всех одна, как и смерть.
Деревянное добротное строение внутри было задрапировано тяжёлыми портьерами с символами Тира и какими-то рунами, около левой стены стоял пюпитр с открытой книгой, поверх которой лежал искомый наёмниками амулет. Ни звука, ни дуновения, ни присутствия. Слишком просто. Либо это очередная проверка дракониц, либо Джарлаксл втягивает их в очередные неприятности, и Энтрери затруднялся определиться в предпочтениях как и в том, что его больше раздражает. Осмотрев внимательнейшим образом подставку с томом и не заметив ловушек, ассассин напрягся ещё больше, потом со вздохом потянулся и взял кулон рукой в магической перчатке. Тысячи иголочек боли пронзили мышцы, магическая сила артефакта пульсировала в теле, огнём растекаясь по венам, ясно давая понять – подвеска обладала колоссальной силой явно недоброго происхождения.
Сжав зубы и борясь с немотой в теле, Энтрери повернулся к дроу. Тот, казалось, совершенно не обращал внимания на происходящее со своим партнёром, рассматривая драпировки и беззаботно улыбаясь. Успокоив волну гнева и очередное, бессчётное желание убить тёмного эльфа на месте, ассассин повернулся к выходу и вышел наружу. Боль немного отступила, и он снова посмотрел на руку с зажатым в ней кулоном, чувствуя с вещицей некую солидарность: похоже, ей так же не нравились жрецы, храмы, монахи и атрибутика веры.
Джарлаксл вышел следом, мурлыча под нос какой-то легкомысленный мотивчик, словно вышел на прогулку подышать свежим воздухом.
- Дроу, во имя девяти кругов ада, заткнись! – Прорычал убийца.
- Успокойся, khal’abbil, чем дальше будем мы уходить от этого места, тем легче будет твоя ноша, - улыбнулся эльф.
Энтрери выругался – бывший лидер мензоберанзанских наёмников с самого начала всё продумал и, конечно, знал наперёд об артефакте и его особенностях. Резко развернувшись, ассассин быстро зашагал в сторону города, Джарлаксл не отставал.
- Мир полон противоречий и загадок. Жрецы светлых богов охотятся за артефактами разрушения и хранят их в святых чертогах; наземные эльфы расправляются с дроу с не меньшей жестокостью, чем некогда изгнанные ими в Подземье родичи; ночь считается временем убийц и воров, однако превозносится в каждой второй песне бардами как «благословенная тьма», «пора блаженной неги и романтических переживаний». Ах, друг мой, как же этот мир прекрасен!
Под аккомпанемент подобных философских и глубоко безразличных Энтрери рассуждений, которые он не удосуживался не только запоминать, но даже слушать, они дошли до Гелиогабалуса. Джарлаксл откланялся, сославшись на срочные неотложные дела, а ассассин отправился в их квартиру, усмехаясь: когда-нибудь Ильнезара сожрёт его за постоянные измены. Энтрери не сомневался – дроу отправился к той официантке, которую заприметил днём в таверне недалеко от их нынешнего жилища, «рыжей тигрице». Он не возражал, он был даже рад избавиться от надоедливого тёмного эльфа и быть предоставленным самому себе.
Поднявшись по скрипучей лестнице и при этом не произведя ни звука, калимшанец отворил дверь, слегка заметным движением обезвредив собственные ловушки и таким же привычным, почти нежным образом устанавливая их обратно. Небрежно положив амулет на каминную полку, убийца достал из-за пояса флейту Идалии. А почему бы ему, собственно, в эту летнюю, всё ещё молодую ночь не подняться на крышу их с Джарлакслом дома и не сыграть? Когда он был начинающим ассассином, он ненавидел день, предпочитая «благословенную тьму», как выразился дроу, яркому свету, это являлось безоговорочным условием его профессии, логичным последствием, подобный образ жизни был абсолютно естественен. Энтрери не находил ничего поэтичного или романтичного в южных ночах, воспринимая это время суток как выгодного и верного союзника, и только, однако отчего-то его тянуло сейчас на кровлю, почти физическое ощущение заставило его вздрогнуть. Он внимательно, уже в который раз за месяц, посмотрел на подарок сестёр-дракониц. А почему бы и нет? Он ведь ничего не теряет, верно?
Вздохнув, убийца вышел из комнаты и направился на крышу. Мириады звёзд мерцали на чёрном бархате северного неба, словно кто-то из богов по доброте или недосмотру рассыпал их слишком много, зрелище захватывало дух всех без исключения людей, кроме одного. Ассассин провёл пальцами по тёплому дереву инструмента, закрыл глаза, и тонкая нота взорвала тишину, проникая в его сознание. Он пришёл в себя только когда на горизонте забрезжил рассвет.
«Когда-нибудь меня это погубит» - одна и та же печальная мысль в очередной раз полоснула по сознанию. Сколько раз порывался он выкинуть, сломать, растоптать эту проклятую флейту, как же искренне он ненавидел её, презирая за силу открывать чужое сердце. Однако творение монаха всё равно всегда возвращалось за его пояс на ставшее уже привычным место. Внезапно ещё одна мысль пронзила его – он сидит на крыше дома в столице северной страны Даммары и любуется восходом солнца. Это было уже слишком! Он же не бейлоров паладин, и тем более не весьма известный следопыт-дроу, купающийся в лучах рассвета каждый божий день и тщетно надеющийся смыть с себя черноту кожи и прилипшую к душе тьму родного мира!
Почти звериный рык гнева вырвался из груди ассассина, когда он резко вскочил на ноги, развернулся и в бешенстве двинулся в лестнице, ведущей на площадку перед дверью квартиры двух наёмников. Джарлаксл, скорее всего, уже вернулся и встретит его ехидным взглядом или едким замечанием, ведь застать его спящим представляется невозможным, если он сам этого не хочет. Энтрери мысленно выругался на себя за несдержанность и принялся «разоружать» дверь. Войдя и возвращая ловушки на место, он вдруг понял, что в комнате что-то изменилось, инстинкты убийцы хоть и не были приоритетными в среде обычных людей, но всё же давали огромное преимущество тому, кто решил связать свою жизнь, даже на короткое время, с самым непредсказуемым и опасным дроу Фаэруна, не говоря уже о возможности выжить рядом с таким соратником.
Ассассин обернулся и внимательно осмотрел помещение за несколько коротких секунд: две постели, обе несмяты, значит, Джарлаксл ещё не вернулся; стол и два кресла с высокими спинками, очень удобных, хотя убийца и считал их бесполезной роскошью, ему вполне хватило бы обычного стула; комод, в одном из ящиков которого покоились пара стопок белых шёлковых рубашек, а ещё в одном – различные зелья, мази, яды; камин, в это время года не горящий, поскольку ночами хоть и было прохладно, но не настолько; каминная полка с кучей безделушек – вон памятный подсвечник, живое напоминание о том, как обоих партнёров обвели вокруг пальца их нанимательницы. Тут Энтрери понял, чего не хватало – кулон Ильнезары исчез. В три длинных быстрых шага обойдя кресло, калимшанец с удивлением уставился на странное и пугающее зрелище: на полу лежала несносная красная шляпа его друга-дроу, а рядом с ней – медальон медной драконицы. Тысячи вопросов успели пронестись в голове ассассина, когда шляпа вдруг начала двигаться. Если бы не шок, Энтрери точно рассмеялся б, но сейчас ему было не до веселья.
С кинжалом в правой руке убийца наклонился и левой резко поднял широкополое оскорбление моды. Будь он человеком более слабых нервов, он бы точно вскрикнул – под шляпой сидел рыжий комочек шерсти и дрожал как осиновый лист. Проклиная Джарлаксла на чём свет стоит и обещая ему самую неприятную и мучительную смерть за такой сюрприз, ассассин бросил шляпу на кровать дроу и поднял комочек за шкирку.
Это оказался котёнок, на вид месяцев десяти, рыжая нежная шёрстка ласкала пальцы, а кончик хвоста был белый и подёргивался из стороны в сторону. Энтрери мог бы оценить подобный подарок и в благодарность разделать бывшего наёмника не так жестоко, как вдруг заметил глаза животного. Они были ярко красного цвета, а их выражение почему-то напоминало выражение глаз Джарлаксла. Не желая верить собственным догадкам и отправив мяукнувшего от возмущения кота вслед за шляпой, ассассин наклонился и подобрал с пола золотой амулет. На нём красовался рисунок лапы с парой изумрудов, по форме напоминающих кошачьи глаза, которые то загорались странным светом, то потухали. Переведя взгляд на рыжее неуклюжее недоразумение, лежащее на кровати его приятеля, человек ухмыльнулся, а после и вовсе открыто рассмеялся, убирая кинжал в ножны на правом боку. Всё-таки всеобъемлющая тяга дроу к приключениям и магическим артефактам вышла ему боком.
Глава втораяАртемис Энтрери знал об очень многих проклятьях, это было обязательным условием для выживания того, кто превратил искусство тихого убийства в способ заработка и взобрался на недостижимую большинством вершину мастерства. Став лейтенантом одной из крупнейших гильдий Калимпорта, он часто встречался с колдунами и волшебниками, много раз видел, как во время внутренних стачек или ликвидации неугодных, слишком зарвавшихся гильдий маги превращали врагов в тараканов или лусканских лягушек. При личных беседах он отвечал презрением на их презрение, а все они как один были высокомерны. Парочку кудесников он даже убил во время деловых переговоров, однако запугал много больше.
Обычные люди, торговцы любого пошиба, воины боялись чародеев, хотя все утверждали обратное, подкрепляя уверенность алкоголем и загнанно озираясь в поисках человека в мантии. Паши считали наличие минимум одного колдуна обязательным для процветания гильдии и, в общем, были правы: многие из них также изучали алхимию, могли накладывать чары на предметы, некоторые даже создавали артефакты значительной силы, как к примеру старый друг паши Дадаклана. Однако неловкость при общении с волшебниками, явную или нет, испытывали практически все, возможно потому, что для убийства им не нужно было подходить к противнику. Лейтенант Рейкерсов погиб от молнии, ударившей средь ясного дня из чистого неба, когда прохаживался по базарной площади в толпе торгашей. На застывших от ужаса глазах зевак тень дома вытянулась и утащила в подпространство пашу Кадова вместе с многочисленной его охраной, долго ещё по улицам гуляли отзвуки хруста их костей. Стайка бесов за минуту разорвала на части группку воинов какой-то младшей гильдии, а после твари разлетелись по близлежащим закоулкам в поисках новых кровавых развлечений. Причин для страха перед магами было достаточно.
Энтрери же очень быстро убедился ещё и в их слабостях. Во время боя колдуны окружали себя защитными чарами, однако все они имели ограниченное время действия или же разрушались от физических атак. Кроме того, для сотворения заклятий им нужно было сконцентрироваться, стоило отвлечься лишь на секунду – и заново приходилось начинать прочтение заклинания. Этими слабостями ассассин пользовался со свойственным ему мастерством, ведь заказы на волшебников составляли примерно четверть его работы, и он быстро изучил тактику врага. Дошло до того, что даже в гильдии магов не чувствовали себя маги в безопасности, ведь входя в тёмные комнаты, они начинали вспоминать тех, кто желал бы их смерти. Убийце нравилось, как его собственная магия – магия ловушек и кинжала, ловкости и скрытности – оказывалась сильнее их хвалёных чар, как удивление мелькало в до того уверенном взгляде умирающих. Хотя и ему не всегда удавалось избежать магических ран. Чародеи всегда привносили в схватку что-то новое, и это будоражило его кровь.
Калимшит знал, что любое проклятье имеет срок годности, потому, наблюдая за пытающимся подняться на две задние лапки напарником, лишь вновь громко рассмеялся. Котёнок вставал на вытянутые лапы и спустя мгновенье терял равновесие, плюхаясь набок. Это было так забавно, что ассассин на секунду даже позабыл, кем именно этот комочек шерсти является, однако стоило его взгляду столкнуться с растерянным взглядом алых кошачьих глаз, как он тут же вспомнил. Подобрав с пола глазную повязку дроу, он бросил её на каминную полку к чёрно-белому божку, и подошёл к кровати Джарлаксла, рассматривая несуразное животное ближе: рыжий гладкий окрас, белые усы и кончик подёргивающегося хвоста, шерсть взъерошена от непрестанной возни и попыток подняться.
– Да ты породист, друг мой! – в очередной раз рассмеялся человек, поднимая кота за шкирку. – Я разрешу твои сомнения, дроу: ты кот, а они ходят на четырёх лапах.
Вертящийся в его руках котёнок замер, в ужасе воззрившись на убийцу, пару раз его рот открывался, будто он порывался что-то сказать. Энтрери опустил его обратно на покрывало, раздумывая, куда бы деть шляпу, когда вдруг услышал тихое «мяу». С этим звуком пришло полное осознание происходящего. Так долго всегда сдержанный калимшит не смеялся никогда. Он даже отошёл на пару шагов от постели наёмника и медленно осел на пол, содрогаясь всем телом. Стоило ему немного успокоиться, как он переводил взор на партнёра, и немой укор в огромных глазах вновь вызывал приступ хохота. С каким-то странным удивлением он обнаружил, что из уголков его глаз текут слёзы от смеха, и взял себя, наконец, в руки. Пусть ситуация и забавна, но их прогулка по лесу заняла несколько часов, а давление медальона, хотя и ослабевающее, на обратном пути нисколько не облегчало дороги. Встречаться с драконицами человек не хотел, да и сколько могло продержаться это проклятье? Сутки? Трое? Ильнезара вполне может подождать возвращения своей милой побрякушки ещё пару дней, в конце концов для древней ящерицы это не срок. Решив таким образом и всё ещё тихо хихикая, ассассин поднялся на ноги и, подойдя к двери, повесил плащ и шляпу на крючки и быстро установил ловушки, обернувшись, чтобы смерить котёнка выразительным взглядом. Бегло проверил оба окна и, удовлетворившись результатами осмотра, перешёл к камину. С постели дроу раздалось ехидное фырканье, и убийца вновь посмотрел на животное, но говорить ничего не стал. Спустя полминуты южанин сел на свою кровать, не глядя всадил кинжал в стену, точно в углём нарисованную фигуру в широкополой шляпе, сбросил сапоги и, не раздеваясь, завернулся в покрывало:
– Приятных тебе кошачьих снов, дроу.
Ему снился Калимшан, перекатывающиеся в порывах ветра очертания барханов и чёрные стены Мемнона, бесконечные коридоры гильдий, караваны торговцев, передвижные лагеря кочевников. Ему никогда не снились люди, просто куклы без лиц, у каждой из которых свой срок годности. Тысячи раз желали ему враги видеть лица собственных жертв во сне, грозились приходить по ночам в видениях, однако такого с Энтрери не случалось никогда. Вот и сейчас верблюды тянули повозки, в которых не было возницы. Одно из животных повернулось к нему, совсем по-человечески двигая губами, только он не мог услышать слов. Тогда оно странно ухмыльнулось и требовательно мяукнуло. Ассассин резко проснулся.
На соседней постели, на том же месте, где калимшит оставил его, сидел рыжий котёнок и пристально смотрел на человека. Энтрери усмехнулся, выдёргивая из стены кинжал и пряча его в ножны, затем аккуратно взял с тумбочки флейту и убрал её за пояс. Серые глаза скользнули по закрытым ставням, прикидывая положение солнца по теням на стене противоположного дома: почти десять, до встречи с заказчиком ещё есть пара часов. Его мысли вновь прервало требовательное «Мяу!» Решив разобраться с напарником позже, ассассин быстро надел сапоги и, молча закутавшись в плащ от прохладного августовского ветерка, вышел из их квартиры. Оказавшись на улице, он первым делом направился в таверну и, заказав себе какой-то завтрак, понял, чего же хотел от него Джарлаксл.
Дроу был голоден. Когда официантка, чуть пугливо улыбнувшись, принесла еду, убийца попросил стейк и протянул ей свою флягу для воды. Вариант кормления кота сырым мясом он отмёл сразу: двеомер влиял на внешность, но не на вкусы. Хотя Энтрери знал, что со временем магия начнёт поглощать и сознание его напарника, однако надеялся на то, что медальон содержал простое проклятье. Шанс был невелик, ведь он сам ощущал едва выносимое давление артефакта, но всё же решил выждать пару дней. С такими мыслями он, спустя двадцать минут, открывал дверь квартиры. Котёнок топтался у порога и с ходу начал обвинительно-жалобно мяукать, подёргивая хвостом.
– Я тебя понял, дроу, заткнись, – фыркнул калимшит и подошёл к камину. – Держи.
Энтрери поставил на стол тарелку и положил на неё кусок мяса, затем начал оглядываться в поисках блюдца. Он точно помнил, что месяц назад оно где-то было, вроде на…
– Мяу!
Ассассин в раздражении оглянулся и увидел, что Джарлаксл не двинулся с места, выразительно переводя глаза на край стола и обратно на человека.
– Я повторю: ты кот. Запрыгнуть на стол для тебя труда не составит. Хотя… – калимшит быстро посмотрел на белый кончик хвоста и добавил: – Я могу помочь тебе.
Похоже, довод подействовал. Увидев, как кот изготовился к прыжку, Энтрери усмехнулся и вернулся к прежнему заданию. Блюдца он не нашёл, зато в верхнем ящике комода обнаружилась их посуда. Вообще, напарники обычно ели в тавернах, ничего не принося в квартиру, так что находка оказалась для человека лёгким сюрпризом. Две белые тарелки, два ножа и две вилки с одинаковыми узорами на ручках, два изящных бокала на тонких, высоких ножках из сильвермунского зачарованного хрусталя. Всего по паре. Неужели они настолько сжились? Внезапный грохот вывел из задумчивости. Кот с размаху взлетел на стол, но не рассчитал силы и при попытке погасить инерцию смёл на пол витиеватый подсвечник. Само животное, вцепившись когтями в расчерченную теперь царапинами столешницу, свисало с края и тихо ворчало, подтягиваясь вверх. Ассассин подавился смешком и достал один из бокалов. Джарлаксл даже в нынешней форме оценит подобную иронию.
– Как неосторожно, мой пушистый друг!
Наполнив до краёв фужер водой и поставив его на стол, калимшит с минуту понаблюдал за пытающимся отгрызть кусок стейка напарником и вздохнул. Откусывать кошачьи, похоже, умели плохо, что добавляло проблем. Взяв из комода набор приборов, Энтрери порезал мясо на маленькие кусочки и всерьёз подумал о том, чтобы отнести трижды клятый медальон вместе с излишне любопытным эльфом Ильнезаре. Солнечный зайчик, на мгновенье ослепив человека, напомнил о времени и назначенной встрече. Что ж, герцог ждать не будет. Пока что. Только остался маленький нерешённый вопрос.
– Дроу, один «мяу» для «да», два – для «нет». Понятно?
Не переставая жадно поедать завтрак, кот утвердительно мяукнул.
– Вот и договорились.
Забрав болеро, убийца вышел.
Вернулся Энтрери незадолго до заката и даже не успел среагировать, когда Джарлаксл ловко прошмыгнул в открывшуюся дверь мимо него и скрылся в темноте. Похоже, в кошачьем обличии дроу стал быстрее. Однако мимолётное раздражение сменилось задумчивостью, и к куче вопросов прибавился ещё один. Как позволить животному беспрепятственно входить и выходить из их квартиры? Оставлять малейшую щель в собственных ловушках ассассин не собирался, сразу отметая подобную идею. Воспользоваться межпространственной дырой напарника также не представлялось возможным – слишком велика. Убийца вздохнул, во второй раз за день всерьёз подумав об Ильнезаре. Подойдя к камину, он аккуратно взял медальон, и кожу под перчаткой защекотали искорки сильной магии. Ожидаемо украшение вновь матово отсвечивало золотой гладкой поверхностью, ни узоров, ни драгоценных камней. Минуты две Энтрери смотрел на размытое отражение огня, а затем со вздохом положил артефакт обратно.
Брать с собой. Единственно возможный и относительно простой способ выгуливать кота. Дроу нельзя обвинить в неразумности, излишне раздражать или мешать калимшиту он не будет, в конце концов они отлично сработались за те несколько месяцев, что путешествовали по Северу. Ассассин не заметил, что сел в одно из кресел у камина, а его пальцы выписывали узоры, покручивая флейту Идалии. Да, они на удивление дополняли друг друга, вопреки собственным навыкам и привычной тактике. Оба рассчитывали на неожиданность, оба предпочитали бить из-за чьей-то спины и в бою ставку делали на собственную ловкость и хитрость, а не мощные доспехи. Однако находчивость и опыт напарников позволяли им всегда опережать превосходящих числом соперников и побеждать даже в заранее проигрышных ситуациях. Скрежет снаружи заставил на секунду насторожиться. Бросив взгляд на флейту и небрежно кинув её на стол, Энтрери открыл дверь, вторая его рука расслабленно лежала на гарде кинжала.
– Ещё раз попробуешь так сбежать, и останавливать тебя будет мой кинжал.
Кот, фыркнув, деловито пересёк комнату и запрыгнул на кровать ассассина. Человек приподнял бровь, закрывая дверь и вполглаза следя за принюхивающимся животным. Вопрос о том, насколько эльф в новом обличие будет придерживаться старой тактики общения, отпал. Только Энтрери давно перешагнул собственные границы в обращении с напарником, и он прекрасно это осознавал. Смотря, как Джарлаксл устраивается на покрывале, калимшит вновь подумал, не специально ли дроу навлёк проклятье на себя. Хотя нет, это невозможно, слишком уж велик риск, а выгоды нет. Круги вероятностей расходились от подобной мысли как от капли на кристально гладкой поверхности озера. Наёмник, может, хотел доказать что-то? В чём-то убедить? Ещё один жизненный урок? Он качнул головой, опять обнаружив, что его пальцы гладят тёплое дерево флейты.
Энтрери сел и, прикрыв глаза, поднёс к губам инструмент. Главное правило – не гадай, просто не верь – он прекрасно помнил и не собирался забывать. Если будет необходимость, он скрестит клинки с Джарлакслом и не станет останавливать руку перед смертельным ударом, как и сам эльф готов продать его при условии достаточно соблазнительной цены. Просто это потом, а не сейчас. Сейчас же ноты складывались в музыку, огонь от трёх свеч разрисовывал размытыми тенями деревянные стены, а время тянулось будто бесконечная струна. Уже темно, стих гомон дня, отгремели хмельные вечерние вопли. И странное живое тепло согревало ноги, знакомое и родное, будто так было когда-то, в другой жизни, или должно было быть, приятная тяжесть, словно…
Ассассин взвился на ноги даже быстрее, чем смог отдать себе отчёт в своих действиях, флейта Идалии со звонким стуком ударилась об изголовье постели дроу. В стальных глазах горело бешенство, Энтрери подлетел к упавшему с его колен коту и рукой прижал животное за шею к полу, доставая кинжал.
– Если ты ещё раз посмеешь приблизиться ко мне, я убью тебя, – тяжело, с расстановкой произнёс убийца. Это был Джарлаксл, дроу-наёмник, один из самых смертоносных мужчин, которых встречал Энтрери, однако рыжая шерсть щекотала пальцы, рождая иллюзию, в которую человек уже угодил.
Глава третья, последняяАссассин был в ярости, чувство, которому он редко позволял собой овладевать. Взяв кота за шкирку и не обращая внимания на громкие вопли, Энтрери пинком открыл дверь, выкинул напарника на площадку, на калимшанском наречии выплюнув проклятье вслед трепыхнувшемуся кончику хвоста, и с грохотом захлопнул обратно дверь. Он едва сдержался, чтобы не прирезать слишком давившего на него дроу, пусть тот будет благодарен за проявленное милосердие. Стискивая зубы от накатывающей волнами злости, человек шагами мерил комнату, взгляд его выхватывал из окружения мелкие детали, на каждой - словно отпечаток эльфа. Тонкие губы растянулись в сардонической усмешке: сейчас в его жизни не было ничего, что не носило бы образа Джарлаксла. Коготь Шарона - осада Далабада; белые рубашки, новые сапоги, ножны, перчатки, плащ, шляпа - странные подарки; даже его отражение, мельком пойманное в зеркале, принадлежало не только ему. О, и конечно же - флейта Идалии. Он поднял с покрывала инструмент и внимательно его осмотрел, будто ожидая осуждающего голоса трижды клятого монаха. В очередном приступе он отбросил флейту, в последний момент уменьшив силу, унимая отчаянное желание переломить дерево пополам.
Она предавала его, делая слабым и уязвимым, она будила эмоции, которые он запер на замок десятилетия назад, заставляла его верить и мечтать. Энтрери ненавидел творение Идалии холодной, обречённой ненавистью, как заключённый ненавидит слишком доброго надзирателя за ту светлую надежду, что никогда не сбудется. И всё же отречься от этой надежды он не мог, пусть магия и мелодии насильно проталкивали её ему в глотку, потому что понимал: в мире существует красота, доверие, любовь, все те вещи, за которые боролся Дзирт До'Урден и готов был умереть. Смуглые пальцы невзначай коснулись рукояти кинжала. Клинок, полученный им по праву сильнейшего, единственная вещь, принадлежащая только ему. Ассассин вздохнул, рассматривая прямое, идеально острое лезвие. Капля крови - и противник лишится души, оружие заберёт всё, что сможет, не оставляя взамен даже пустоты. Убийца никогда не жалел о тех, кто пал его жертвами, мало кто из них достоин был лучшей участи, и по сути всё равно, чей удар оказывался последним в их жизни, его или пьяницы в дешёвом трактире, ревнивого мужа за тёмным проулком, другого наёмника. Умирали так или иначе все.
Энтрери тряхнул головой, сбрасывая на минуту овладевшее им оцепенение, и метнул кинжал в изголовье своей постели. Дроу вернётся скорее всего утром, будет скрестись в дверь и жалобно мяукать. Калимшит усмехнулся - как же ему знакомы повадки Джарлаксла. Даже в обычных ситуациях, когда наёмник оказывался неправ, нарушая только сложившиеся хрупкие границы, он изображал искреннее недоумение или раскаяние, а убийца никогда не верил. Только наивный дурак мог поверить тёмному эльфу, а Артемис Энтрери никогда таковым не был. Пусть мысли о своеобразной дружбе наёмников иногда проносились в его голове, но случалось это нечасто.a
Однако утро принесло скорее разочарование и раздражение: выходя из квартиры и устанавливая ловушки, ассассин не заметил следов кота. Почему дроу всегда усложнял всё, во что оказывался вовлечённым или что придумывал? Солнце недавно взошло и слепило глаза, заставляя прохожих щуриться. “Друг мой, ты совершенно не умеешь получать удовольствие от приключений”. Пристальный взгляд алого глаза, лёгкая, совсем недружелюбная полуулыбка.
Ассассин удивлённо заметил, что его пальцы уже минут пять покручивают нож, а к своему завтраку он так и не притронулся. В Гелиогабалусе он ни разу не видел бездомных животных: либо они суровой зимой намертво замерзали, либо становились чьей-нибудь добычей. Джарлаксл не мог не знать этого, хотя сама мысль о том, что пятисотлетний наёмник, играющий огромным городом тёмных эльфов как иные паши побоялись бы играть в карты, может погибнуть, казалась абсурдной. Тот, у кого магических уловок больше, чем у самого искусного чародея, кто способен запугать, обмануть и с потрохами продать пару-тройку крупных калимпортских гильдий за неделю. И всё же он не неуязвим, Энтрери ведь помнил историю с Креншинибоном, пусть и существовало негласное правило между напарниками не говорить об осколке. Поразительное свойство Джарлаксла: если ему что-то не нравилось, он заставлял это исчезнуть.
Кот обнаружился днём, за две страницы до конца книги, которую убийца за последние пару недель успел изучить почти целиком. Тихое мяуканье на площадке снаружи его тонкий слух различил не сразу, да он и не спешил открывать. Закрыв потёртый кожаный переплёт и спрятав книгу в тайник, человек прислушался: на лестнице стояла тишина. Что бы он ни собирался сказать, резко распахивая дверь, слова застряли у него в горле. Тремя ступенями ниже лежал котёнок, белый кончик его хвоста был весь в странно чёрной грязи, шесть местами отсутствовала вовсе, всё поджарое гибкое тело покрывала корка засохшей крови.
- Твою ж мать, дроу!
Разом перемахнув расстояние до напарника и убедившись в отсутствии преследования, Энтрери подхватил раненого и быстро занёс в их квартиру, не забыв зарядить ловушки не только свои, но и Джарлаксла: мало ли на кого наткнулся излишне любопытный эльф, это вполне мог быть и маг. Не раздумывая, ассассин аккуратно уложил животное на свою кровать и подошёл к комоду. Второй снизу ящик – два зелья. Обратно к постели. Калимшит сел, положив кота себе на колени, пальцами обхватил уютно помещающуюся в ладони рыжую голову и влил в открытую пасть всю склянку, внимательно осматривая повреждения: парные рваные раны, на задней лапе огромный синяк, три сломаных ребра. Царапины глубокие, особенно в районе живота. Спустя минуту синяк почти исчез, появились тонкие волоски на коже, однако заживление шло слишком медленно. Человек ругнулся и открыл второе зелье, часть выливая на руки. Чуткие пальцы ловко, с невиданной лаской начали поглаживать раны, распределяя по ним вязкую жидкость, что подействовало почти моментально. Убедившись, что жизни напарника уже ничто не угрожает, Энтрери переложил его на покрывало, укрывая сверху плащом, и направился за водой. К его возвращению излечившийся, безумно уставший наёмник спал беспробудным сном, иногда мелко подрагивая.
Проснулся Джарлаксл спустя девять часов, издав хриплое “Мяу”, и обнаружил себя лежащим на коленях сидящего перед камином ассассина. Смуглые пальцы слегка ерошили лоснящуюся рыжую шёрстку чуть ниже его правого уха, в комнате стоял сильный запах крови с примесью лечебных трав.
- Вижу, ты проснулся, дроу. Это хорошо.
Убийца медленно поднялся, перекладывая кота на стол, и рукой в перчатке взял с полки медальон Ильнезары.
- Идём. И нет, - заранее пресекая спор, усмехнулся Энтрери, - кормить я тебя не буду, поешь у своей ящерицы, если она снизойдёт до этого.
Всю дорогу до башни драконицы, находящейся за пределами города, эльф протестующе мяукал и фыркал, семеня рядом с напарником, человек даже примерно мог представить, что именно желал ему сообщить кот, но предпочитал игнорировать собственные догадки. У него и так слишком много тревожных мыслей роилось в голове, пусть лицо оставалось беспристрастным. Встречи с нанимательницами нервировали калимшита всегда, потому он позволял все дела с ними вести Джарласлу, который явно был не против. Кроме того, шёпот флейты продолжал бередить его душу призрачными надеждами дружбы и доверия, собственный секундный ужас за жизнь дроу отголосками метался в сознании. Энтрери всегда трезво оценивал свои эмоции, потому мог держать их под контролем. В окнах башни зажёгся свет.
- Как долго! – капризно воскликнула Ильнезара, выхватывая цепочку с кулоном из руки ассассина. Лёгкой, непередаваемо грациозной походкой она удалилась в свою сокровищницу, вернувшись оттуда почти сразу. – Итак?
Из-за спины убийцы вышел котёнок, вызвав у женщины приступ звонкого смеха. Взмах элегантных пальцев – и Джарлаксл вновь стал собой, не хватало только шляпы и повязки.
- Неаккуратно получилось, хоть я догадывалась, почему ты так долго не идёшь ко мне, мой милый дроу, - хихикнула Ильнезара, проводя подушечка пальцев по гладкой чёрной шее наёмника, и мурлыкнула, - я соскучилась по тебе.
Энтрери развернулся и толкнул входную дверь, их очередной заказ закончен, а с наградой пусть разбирается тёмный эльф. И всё же, выходя в темноту северной ночи, ассассин бросил странный взгляд на напарника. Такого взгляда у человека Джарлаксл не видел никогда, и его губы растянула улыбка, хотя сказал он совсем не то, что думал:
- Моя прекрасная госпожа, простите мне моё любопытство, я не ожидал подобного мощного проклятья…
Дальше калимшит не слышал и не желал знать, он понимал, что чересчур многое сказал последним взором.
Дроу вернулся спустя четыре часа, входя в их с ассассином логово, но убийцы там не оказалось.
Правда, нифига не понял, причём тут моя молодость)))
Продолжение как-нить допишу...
В твою молодость, когда ты ещё звалась Файрэ, именно твоя была идея про превращение в кота.
Буду преданно ждать)))
Ещё раз с прошедшим!
Буду ждать в конце мая