Мне тут задали задачу.
ф!Хоук/Фенрис
Расписки будут валяться тут, удачные, неудачные, ООС и просто.
первая- Хоук? Бодан сказал, ты здесь, - дверь в библиотеку резко открылась, и эльф сделал три уверенных шага внутрь, но никого не увидел. Камин как всегда горел, а висящая над ним маска какого-то божка пустыми глазницами взирала на помещение. Фенрис за пару секунд осмотрел двухэтажный зал: ворох официальных писем, манифестов Андерса и приглашений на столе, в том числе на свадьбу Авелин; полупустая бутылка вина из запасов Данариуса, которую принёс сам Фенрис; высокие шкафы резного дерева, забитые книгами. Когда-то она в этой комнате учила его читать, а Авелин устроила столик на втором этаже, где яркий свет проникал сквозь тонкие стрельчатые окна нереально чёткими полосами, и они часами сидели там с ней и Варриком, обсуждая странное поведение кунари, усиливающуюся активность Хартии и Общества или новые дерзкие уличные банды. А иногда…
- Я тебя не ждала, Фенрис. Проходи, - она возникла внезапно у него за спиной так тихо, словно тень, которой стала после гибели Лиандры. Урна с прахом стояла на каминной полке, высокая, элегантная, покрытая замысловатым бледным рисунком. Эльф помнил, какой она была шесть лет назад, когда Ансо, славный добрый дварф, выполнил его просьбу, помог беглому тевинтерскому рабу, хотя мог бы поплатиться жизнью за это. В глазах Хоук тогда плясали чёртики, готовые в любой момент залить весь город кровью, если ей не понравится эль в трактире Верхнего Города. Однако сейчас всё стало иначе. Фенрис знал, что происходит с ней, почему уединение стало её единственным спутником, хотя раньше женщина и часа не могла на месте усидеть. Он предпочитал оставлять людей с их проблемами наедине, ведь сам помнил свои раздражение и злость, когда пытались лезть ему в душу.
Мантия едва слышно прошелестела мимо него, ремни на плечах царапнули смуглую, покрытую татуировками кожу. Больше в доме она не носила шёлкового уютного наряда, превращающего её из воинственного отступника в хрупкую, слишком худую девушку. Он поднялся вслед за ней на второй этаж, безразлично выхватывая взглядом названия книг, магические сочинения соседствовали на полках с любовными романами Изабеллы и приключенческими байками Варрика, церковные трактаты Андерса с фолиантами по долийской истории Меррилл. Знакомый хаос, переходящий на пол: исписанные заклинаниями листы, раскрытый на чистой странице дневник – Хоук не делала из него секрета, отличаясь несвойственной чародеям прямолинейностью. Отдельная стопка бумаги – его рассказы про Тевинтер, дополненные ею из найденных в Киркволе книг, переработанные, переосмысленные истины. Монументальный труд, который она собиралась закончить в этот месяц и издать. Учитывая, что Церковь владела всеми станками для книгопечатания, а частные, собранные умельцами просто не справились бы с такой работой, цель Защитницы толк имела явно невыполнимый. Как и всё, за что она бралась. Фенрис усмехнулся.
- Да-да, я помню, что ты не одобряешь моей тяги к работе на полу. Мне так удобнее, - при этих словах она неосознанно помассировала шею.
- Позволь, - эльф снял перчатки, обошёл женщину со спины и начал разминать мышцы на её плечах. Она тихо зашипела, его прикосновения, даже самые аккуратные, были болезненны слишком напряжённым мускулам. Хоук подумывала сбросить его руки, как вдруг лёгкая дрожь прошла по её телу, ощущение походило одновременно на лёд и разряд электричества, оно холодило кожу и почти насильно заставляло расслабляться. Краем глаза она уловила слабое синеватое свечение, а спустя пару минут уже не могла пошевелиться, лежа среди разбросанных бумаг. Сидящий рядом Фенрис улыбнулся той редкой улыбкой, за которую она готова была убить любого магистра Тевинтера, да хоть их всех, собственными руками без помощи лириумных татуировок вырвать сердце того, кто посмеет забрать у неё эльфа.
- Иногда я задаюсь вопросом, кто же из нас двоих маг.
втораяСоздатель, как же я устала шататься по этому насквозь прогнившему городу, исправляя чужие ошибки! Прав был Аришок, да только что смысла поминать одержимого идеалами кунари? Он сам запутался в цепях Кирквола и попытался разрубить их единственным ему известным способом.
Прихожу домой, не глядя скидываю кинжалы. Между мной и реальностью – вязкая пелена полубреда-полузабытья. Бодан что-то говорит о письмах, визитах, гостях, приёмах, Орана спрашивает про ужин, Сэндал провожает своим прозрачным взглядом вверх по лестнице. На автомате стаскиваю перчатки, бросаю их куда-то на стол, и стопка бумаг слетает под ноги. Ослабляю ремешки перевязи, падаю на жёсткое покрывало. Опять бумага. Веки слипаются, но успеваю ещё заметить ровный, чуть игривый почерк Андерса. Манифесты. Проваливаясь в сон, слышу хруст под головой.
---
Я сплю без снов, потому что грежу наяву. Грежу смуглыми руками, выглаживающими линии на моей шее, мягкими губами, прихватывающими кожу на внутренней стороне моих бёдер, огромными зелёными глазами, растрепанными белыми волосами. Фенрис. Его гибкое тело, рваное дыхание, узкая талия опутывают надёжнее самых прочных сетей. «Хоук». Низкий, вибрирующий голос, медленная, размеренная речь, и все до единого слова имеют вес. Под ним я могу только беспомощно стонать, всхлипывать, вымаливая больше ласки, но он всегда чуть отстранён.
Помню, как в первый раз почти напала на него, отбрасывая в сторону ненужную одежду, а он не сопротивлялся. Мамин удивлённый взгляд, когда мы словно в горячке, наполовину раздетые, поднялись едва ли не бегом ко мне, с грохотом захлопнув дверь. Возглас Сэндала: «Колдовство!» – и я не смогла удержаться, глупо захихикав, а он, вцепившись в мои волосы, почти выдрал этот смех зубами, впиваясь мне в шею. Малыш-дварф оказался прав: та ночь была колдовством. А все прочие – кошмаром.
---
Солнце слепит глаза, прогоняя остатки видений. Закушенная губа, я, будто в бреду раскачивающаяся на его бёдрах, тихое, полурычащее шипение на тевинтерском. Переворачиваюсь на другой бок, мышцы сводит судорогой – уснула неудобно. Усеивающая постель бумага пропала, вижу, догорают в камине её обрывки. Бодан не терпит беспорядка.
На столе внизу – стопка писем. Приглашение, приглашение, из Лотеринга письмо Карверу, пара весточек от Фейнриэля, благодарность от Мэши, конверт с печатью Круга… Орсино просит помочь, говорит, Мередит выжила из ума. Первый чародей, мы все сумасшедшие в этом городе продажной свободы, дешёвых шлюх и дрянного, кислого вина.